Глава 4 - Военная академия

— Подошло назначенное время, так что я бы хотел начать третий тур оценивания приёмной комиссии Имперской военной академии, — инструктор из военной академии вёл заседание, а ряд членов комиссии — все талантливые ключевые фигуры в армии. В Империи была давняя традиция вкладывать людей и время в отбор лидеров следующего поколения.

Результат — выдающиеся командиры на всех уровнях, обученные до высокого стандарта мастерства.

— Сегодня мы будем рассматривать кандидатов на переэкзаменовку.

По этой причине приём в военную академию обсуждается как дело, непосредственно относящееся к национальной стратегии и обороне. Естественно они не щадят усилий, чтобы обнаружить идеальных кандидатов, учитывая многочисленные варианты будущих определений на должность в течение процесса.

Армия ценит разносторонность, так что комиссия проводит второй и третий туры рассмотрений в ином составе своих членов для кандидатов, которые не прошли. Было бы ужасной потерей для Империи, если исключительный кандидат был бы признан негодным.

И история доказала, что этот процесс был правильным.

Многие люди, включая отличившихся офицеров и в армии, и во флоте стали центральными фигурами в вооружённых силах благодаря многостадийному приёму. Генерал Мёлтке Великий являлся превосходным настолько, что выбравший его рецензент назвал величайшим достижением своей военной жизни «обнаружение замечательного Мёлтке Великого», но последний всё равно подвергся жёсткой критике в духе «я не могу себе представить этого кандидата в качестве солдата» и лишь еле-еле смог проползти в третьем туре.

— Как обычно я надеюсь, что мы сможем вести оживлённые дебаты и прислушиваться к точкам зрения фронтовых линий, Генерального Штаба и военной академии.

И Имперская военная академия традиционно не обращает внимания на то, сколько туров потребовалось кому-либо для прохождения.

Два недавних примера — Зеттюр и Рудерсдорф, оба выбранные во втором туре. Были опасения, что первый был «слишком академичен, и потому не подходящий к становлению генералом», а второй хоть и признан «проницательным и динамичным», критиковался за свою «тенденцию к фантазированию». Оба были приняты после того как эти пометки были сделаны.

Тем не менее, их обоих сейчас признают гениями и доверяют будущее армии до такой степени, что они входят в состав приёмной комиссии. Из-за подобных случаев даже говорили, что кандидаты, прошедшие в первом отсеве, с его очень общими стандартами, были не особо значительны.

Армия скрупулёзна, что доказывалось способом, которым она искореняет жалких догматиков, и позволяет людям, оказавшимся за бортом в первом туре, быть принятыми во втором или третьем турах.

— Мы начнём с запроса, представленного на рассмотрение майором фон Лергеном из отдела личного состава, о пересмотре кандидата, прошедшего в первом туре.

Империя была столь скрупулёзна, что кандидат, принятый в первом туре, обычно никогда бы не считался неподходящим.

Вот почему все были в таком замешательстве.

На мгновение, никто не может удержаться от взгляда на председательствующего инструктора военного училища с недоумением. Запрос заключается в пересмотре кандидата, уже прошедшего в первом туре и даже не нуждающегося во втором. Что именно майор фон Лерген пытается сказать? Инструктор военного училища обязан продолжать заседание, но вероятно и сам не знает.

— В течение первого отсева, сделанного анонимно для обеспечения непредвзятости, кандидат получил рейтинг «превосходный».

Первый отсев состоит из множества рецензентов, рассматривающих документы, из которых вся личная информация о кандидатах была удалена. Рецензентам дали лишь список достижений кандидатов и оценки от их академических консультантов и отдела разведки. Это устраняет любое предубеждение, делая возможным рассматривать кандидатов более или менее точно.

Со временем личная информация была бы раскрыта, и комитет бы вынес окончательное решение о том, которые офицеры бы продвинулись по армейской элитной стезе. Отсевы обязаны были быть строгими и прозрачными. Естественно, получение наилучшей возможной оценки означает, что кандидат не имеет недостатков, согласно армии.

— Но майор имеет возражения и запросил переоценку. Мы проводим этот пересмотр в ответ на тот запрос.

Комментарий опосредовано подразумевает, что он находит трудным понимание того, почему переоценка происходит. В общем сложности, если бы запрос не пришёл от главы отделения отдела личного состава, способного исследовать кандидатов более подробно, то, скорее всего, никогда бы не рассматривался.

Прежние разногласия касательно соответствия приёмов в первом туре проистекали из того, насколько обычными были кандидаты. Вот почему не сюрприз, что инструктор звучит скептически. Очень немногие офицеры получили рейтинг «отличный» в своих анонимных оцениваниях, а «превосходный» — и того меньше: майор фон Лерген поднял вопрос о лучшем номинанте. Если бы кандидат был ребёнком влиятельного офицера или кого-то связанного со знатью, то имело бы больший смысл волноваться о предубеждении. Случаи подозрения в фаворитизме редкие, но не неслыханные.

Кандидат под вопросом, однако — сирота солдата. Тогда не стоит и говорить, что не существует влиятельных родственников. Сделавшие рекомендации не имели прежде отношения к кандидату, не было и никаких связей с фракциями или знатью. И не только это — все рекомендующие офицеры были пуританскими ветеранами, достигшими многого на поле боя и никогда не вызывавшими каких-либо проблем.

Закрывать дверь перед добившимся всего собственными силами офицером со столь выдающимся послужным списком означало не придерживаться традиций вооружённых сил. Все поворачиваются к майору фон Лергену за объяснением.

— Майор фон Лерген, мне любопытно знать, что за критерий обусловил ваше решение. Глядя на записи я могу лишь заключить что он — фантастический кандидат, — он звучит несколько забавно, но бригадный генерал фон Рудерсдорф озвучивает вопрос, который у каждого в голове: «Почему?», — основываясь на рекомендации от его подразделения, его позиции в училище, проверке его биографии отделом разведки и его достижениях, это офицер исключителен. Я поражаюсь, в чем же заключается проблема.

Рекомендации для достижения существовали для того, чтобы выбрать отличившихся офицеров. Молодые — по сути, неопытные юнцы — офицеры выбирались в надежде, что нахождение наилучшего применения военному таланту в результате выльется многочисленными выгодами в будущем.

Рекомендация от подразделения кандидата сплошь состояла из откровенного восхваления. Записи училища показывали небольшую нехватку практических тренировок по сравнению с некоторыми кандидатами, но превосходный боевой опыт компенсировал это. В рамках простого соответствия требованиям этот офицер был достоин считаться лучшим кандидатом. И фактически оценка была почти идеальной.

Даже отдел разведки и военная полиция, которые обычно были столь скрупулёзны, оба вернулись с наивысшей похвалой. Сколько раз такое когда-либо происходило?

— Хм, как бы сказать?… Я верю, и многие из вас согласятся, что он является одним из наиболее многообещающих кандидатов, имевшихся у нас за последние годы — удивительно хорошим, — иными словами, даже бригадный генерал фон Рудерсдорф, гордящийся своим инакомыслием, испытывает затруднение в понимании того, почему столь великолепный кандидат подвергся бы сомнению. Если бы запрос о пересмотре не пришёл от одного из старших глав отдела личного состава, известного своей нетерпимостью к изъянам, все бы криками заставили его замолчать.

— Верно, кандидат показал себя на высшем уровне в каждой области, но, тем не менее, я нахожу затруднительным принять его, — однако майор фон Лерген заявляет, что запросил переоценку, невзирая на признание всех достоинств кандидата.

— Он поступил на службу на втором месте в классе, не причинял никаких проблем военной полиции и согласно отделу разведки он патриот. И они гарантируют, что он способен соблюдать конфиденциальность. Он даже получил рекомендацию от своего боевого подразделения!

Естественно для комиссии возражение Лергена может быть лишь шуткой. Чтобы сохранить анонимность кандидата, знаки отличия и год, в который он был зачислен в училище, были отредактированы, но подвиги этого человека были таковы, что практически гарантировали награждение нагрудным знаком «За воздушную полевую службу» или выше.

В конце концов, рекомендация от боевого подразделения требует одновременного превосходства и в характере, и в навыках.

— Если мы завернём этого кандидата, то в нынешнем году новых студентов не будет, — импозантный комментарий точно представляет мысли почти всей комиссии. «Блестящий» — единственное слово для описания кандидата с такими способностями, достижениями и оценками. Если бы они отклонили этого человека, то им бы прошлось также дисквалифицировать и всех остальных.

— Я решил сделать исключение и раскрыть личность кандидата в этот раз. Взгляните на это.

Не в состоянии позволить делам далее плыть в том же русле, замначальника по общим вопросам в отделе личного состава принимает в руки документы, о которых идёт речь. Как правило, кандидаты для переоценки оставались анонимными, но у него были полномочия раскрыть их личности, если обстоятельства оправдывали это.

Он не знает Лергена хорошо, но хочет, по меньшей мере, протянуть ему руку, даже если он в основном делает это добросовестно ради сохранения карьеры майора. Кандидат — редкая (и это ещё слабо сказано) награждённая Среброкрылым штурмовым нагрудным знаком, а также номинированная на знак «За воздушную полевую службу» за фронтовые достижения. Подобный офицер бы чистосердечно приветствовался в качестве будущего лидера.

Проблема была в том, что добившаяся всех эти вещей была ребёнком одиннадцати лет. Любой сознательный офицер колебался бы посылать малышку в бой. Замначальника по общим вопросам представляет себе, что Лерген противится её продвижения из-за её возраста. Примерно настолько он понимает ситуацию, но соглашается рассекретить информацию.

— Хотите сказать, что ребёнок делал все эти вещи? — её возраста достаточно, чтобы ошеломить даже Рудерсдорфа. На этом этапе, кажется, все понимают, насколько это аномально. Зал внезапно умолкает в замешательстве и изумлении.

Она стала магическим старшим лейтенантом в одиннадцать лет. Окончила военное училище второй в её классе. Получила Среброкрылый штурмовой знак и была рекомендована на знак «За воздушную полевую службу». Была признана асом из асов с 62 сбитыми лично (и вдобавок 32 совместно) и была прозвана «Белым Серебром». И она работает в инструкторской воинской части?

Они задавались вопросом, не следует ли им рассмеяться. Подобное резюме делает её вундеркиндом.

— Взращивание магических офицеров — острая необходимость, но из-за её возраста вы медлите, верно?

Более чем горстка членов комиссии чувствовали, что она слишком юна. Они не были уверены, что могут доверить ей командование целым батальоном. Более важно, пусть даже давно уже была потребность в тренировке большего количества магических офицеров, некоторые люди критиковали последних за недальновидность.

— Да, она может быть компетентным магическим офицером, но сможем ли мы её использовать как командира — другой вопрос.

Достичь превосходства в высокоспециализированной области весьма трудно. Немало воздушных магов могут похвастаться выдающимися личными способностями, но к удивлению, лишь немногие из них становятся достойными командирами.

Нет, высокая компетентность магического офицера не обязательно делает его отличным начальником. Не все знаменитые атлеты становятся великими тренерами. Качества, необходимые для командиров, отличаются от тех, которые требуются для становления асом лично.

Посему некоторые из офицеров интерпретируют сомнение Лергена как реакцию на возраст и уровень способностей девочки. С подобного угла зрения и вправду было место для дебатов.

Но её рецензенты отбрасывают такие беспокойства: «Она чрезвычайно талантлива. И её достижения, рекомендации подразделения и так далее — все идеально соответствуют требованиям. У неё не к чему придраться». — Её послужной список включает управление взводом без ошибок. Ну, если бы она не могла даже командовать взводом, то не было бы никакого смысла в обучении на офицера; на подобном споткнулось куда больше людей, чем можно было ожидать.

Учитывая вышесказанное, на данном этапе, учитывая рекомендацию её подразделения, было бы неверным выражать сомнения касательно её способностей к командованию.

— Она — офицер от ускоренной тренировочной программы. Её тактические знания могут быть слишком специализированы. Возможно, было бы лучше для неё сначала пройти продвинутое офицерское обучение.

Некоторые из генералов всё ещё поднимают сомнения. Она прошла ускоренный курс, в конце концов. Даже если она могла применить свои знания в реальном бою, у неё могли быть дыры в опыте. Вне зависимости от того, могла ли она отдавать простые инструкции на тактическом уровне, имела ли она подходящие навыки для того, чтобы отдавать команды, берущие во внимание сложные ситуации? Задаваться подобным вопросом — всего лишь здравый смысл.

Но рецензенты, оценившие её столь высоко в течение анонимного отсева, стояли на своём: «Её выпускная диссертация называлась “Логистика быстрого размещения”. Железнодорожное отделение очень высоко о ней отзывалось».

С её окончания училища имелось достаточное доказательство того, что она способна обсуждать стратегические вопросы — вышеупомянутая диссертация.

Для кадета, писать на настолько вялую тему было нечастым явлением; обычно они предпочитали что-то более бравадное. Учитывая результаты, достигнутые ею на поле боя, это было ещё более странным. В течение анонимного оценивания все представляли себе, что кандидат должен быть кем-то с обширным опытом полевых операций, раз мог писать подобный логистический анализ. Любой прочитавший его предположил бы, что он написан экспертом, не иначе.

И когда знавшие логистику люди читали её, то были потрясены превосходным стилем написания и точкой зрения, даже если не хотели её признавать. Основной принцип был прост и ясен. Она заострила внимание на сборе ресурсов и сказала, что линии снабжения должны обеспечиваться через организацию депо и стандартизированный распределительный процесс. Она оспаривала то, что эффективность должна ставиться в высший приоритет, с целью устранения всех долгосрочных складов за исключением припасов первой необходимости.

После своей критики накопления ресурсов в тылу она предложила способ управления необходимой матчастью, который бы позволил поддерживать продолжительный бой на линиях фронта. Похоже, было общеизвестно для вращающихся в логистике, что железнодорожное отделение читало её, любило её и практически умоляло включить её в свой штат.

Фактически, множество умелых полевых офицеров оценили документ и дали ему высокую похвалу. Они сказали, что любой когда-либо запускавший наступление с линии фронта и столкнувшийся с нехваткой припасов имел острое осознание того, откуда это проистекало.

Рудерсдорф, всегда волнующийся о логистике операции, и сам не был исключением. Принимая анонимного кандидата, никто и представить не мог, что ей было всего одиннадцать.

— Простите, одно обстоятельство. Я не особо задумывался о том, кто это написал, поскольку информация об авторе была засекречена…но не был ли это исследовательский отчёт из военной академии?

— Нет, она написала это в училище.

— Извините меня, но неужели вы взаправду думаете, что какая-либо дальнейшая дискуссия необходима? Лично я не вижу в ней никакой нужды.

Если она могла дискутировать на логистические темы, то трудно было назвать её недальновидной. Рудерсдорф качает головой. Чем дольше идёт дискуссия, тем лучше выглядит кандидатка и тем меньше оснований подвергать сомнению то, что она останется.

Тогда, и наверное это было ожидаемо, бригадный генерал фон Зеттюр нарушает молчание, выглядя так, словно его терпение лопнуло. Он не особо повышает свой голос, но его тон откровенно недовольный: «Вот вопрос. Похоже, что кандидатка ранее уже получала рекомендацию к продвижению в военную академию от бригадного генерала фон Валкова в течение своих полевых тренировок как кадета, но отдел личного состава отклонил её. Может ли кто-либо объяснить, что произошло?»

Насколько Зеттюр может видеть, помимо своего возраста старший лейтенант Дегуршафф является превосходной кандидаткой и без проблем подходит по списку. Она даже получила высокие оценки от некоторых офицеров, пока всё ещё была кадетом.

Валков восхищался её свершениями в зоне конфликта настолько, что рекомендовал её на поступление в военную академию. Хотя Зеттюр встречал его лично лишь несколько раз, он чувствовал интеллект этого человека в течение тех разговоров, и ему было трудно представить, что Валков мог бы сделать глубоко ошибочную рекомендацию.

И более того, насколько он может сказать, её высоко ценили на протяжении всей карьеры, а её способности никогда не подвергались сомнению ранее.

— Почему она не была оценена в тот момент? Кто её отклонил?

—…Я отклонил её из-за возраста и недостатка достижений.

Зеттюр кивает, словно ожидая такого ответа от Лергена, и обращает на него суровый взгляд: «Майор фон Лерген.»

— Да, чем могу вам служить, сэр?

— Я не хочу отклоняться от темы, оспаривая вашу справедливость, поэтому, отставив в сторону первый отказ, зачем вы запросили эту переоценку?

Возражение Лергена настолько проблематично, что его честность была поставлена под сомнение. Зеттюр не сказал этого напрямую, но все задаются тем же вопросом. У неё такой талант, столько достижений. Она — выдающийся офицер. Как он мог в ней сомневаться?

— Потому что я имею серьёзные сомнения насчёт характера лейтенанта Дегуршафф.

Лерген не может стряхнуть плохое чувство, которое имеет насчёт неё. Его опыт оценки многочисленных офицеров говорит ему, что кое-что не так.

И эта тревога укрепилась в глубокое недоверие. Он твёрдо намерен не позволить этой ненормальной девке быть назначенной в сердце Имперской армии.

— Говорите ли вы это, невзирая на знание того, что она получила крайне высокий балл и на психиатрическом оценивании, и на проверке её способности сохранять конфиденциальность, проводимой отделом разведки?

— Да.

Конечно. Она прошла бы и психиатрическое оценивание, и приёмку отдела разведки. Более того, она настолько благочестива, что могла бы даже получить комплименты от священника насчёт её набожности — большинство солдат не просили бы Бога о прощении посреди битвы.

И всё же, это значит лишь то, что никто не был способен обнаружить её аномалии.

— Подвергаете ли вы сомнению результаты тестов?

— Верно, но я не сомневаюсь в самих тестах. Я допускаю, что результаты адекватные.

Я уверен, что все тесты выдали верные числа — это не то, что в ней аномально. Ладно, я понимаю проблему более-менее. То психиатрическое оценивание предназначено тестировать взрослых военных профессионалов, а не ведьм вроде неё. Так что я уверен, что те числа являются результатом прозрачного и тщательно проведённого теста.

И именно это — аномально.

— Майор фон Лерген. Я бы хотел воспользоваться возможностью напомнить вам, что всё сказанное вами будет записано в протоколе, а затем попрошу вас подтвердить кое-что.

— Да, сэр.

Для Лергена и быть записанным в протоколе, и серьёзно навредить своей карьере — обе перспективы пугающие. По правде, как лучший из лучших участников в гонке за элитную стезю он скорее бы уклонился от аргументов подобного рода.

Но он обязан сказать что-то — порыв взял над ним верх. Всё его тело, вся душа предупреждает его о чём-то подобном естественному врагу для него как для человеческого существа — чём-то чужеродном, аномалии, которой нельзя позволить существовать.

— Почему вы подвергаете сомнению характер лейтенанта Дегуршафф?

— Я видел её трижды.

В первый раз ему показалось, что она выдающаяся кандидатка в офицеры. Во второй раз он думал, что она ужасающая кандидатка в офицеры. В третий раз он был уверен, что она безумная кандидатка в офицеры.

— В официальной обстановке или лично?

— Все три раза были при исполнении моих военных обязанностей. Я видел её трижды во время инспекций в военном училище.

Наверное, нет кадета, оставившего у меня более глубокое впечатление, и скорее всего никогда не будет. Она аномальна как минимум настолько, что я могу утверждать подобное. Хладнокровная и логичная, патриотичная и эгалитаристская[✱]Поборница равноправия людей, искренне религиозная, но при этом либеральная. Пусть для личности и похвально иметь все эти качества, она извращённая. Что-то в ней странное и испорченное.

— Вы утверждаете, что она сделала что-то неправильное? Или сказала что-либо?

— Пожалуйста, взгляните на пометки от её инструкторов. Слово «аномальная» начертано наверху.

Её куратор из училища, общавшийся с ней больше всего, оставил интересную памятную записку. Хотя он и дал ей превосходные оценки в каждой области, он начёркал слово «аномальная» как личную заметку. Был ли её характер тем, что сделало его беспокойным? Инструкторы часто отмечают недостатки учеников, но писать «аномальная» выглядит немыслимо.

—…Хм, значит, причина таки есть? Пожалуйста, объясните, — даже Зеттюр смягчает свою обвинительную позицию и демонстрирует своё желание слушать — хотя это лишь потому, что он чувствует необходимым подтвердить факты с непредвзятой точки зрения.

— Она аномальна. Я никогда не видел кандидата в офицеры с полностью сформированными личностью и взглядами, который бы рассматривал людей в качестве вещей.

Она точь в точь как доведённая до совершенства машина. Она принимает приказы и исполняет их слово в слово — идеальный офицер. Несмотря на это, она понимает реальность — я никогда не слышал, чтобы она разглагольствовала о каких-либо бессмысленных теориях. Я просто не могу поверить, что она нормальна.

И именно поэтому она способна на то, что я видел собственными глазами, когда столкнулся с ней в третий раз.

— Вы когда-либо задумывались о том, что это может быть проблеск гениального ума?

— Она определённо сойдёт за гения в бою. Фактически, генерал фон Валков и отдел разведки совместно рекомендовали её на Железный крест 2-го класса[✱]Отсылка на реально существовавший знак отличия в Германии..

Больше чем что-либо, кое-что касательно этого ребёнка в качестве новоиспечённого офицера выглядело не в порядке. Лерген задействовал все свои полномочия для расследования и нашёл указания на то, что она принимала участие в реальном бою даже до того как получила звание младшего лейтенанта.

Было очень мало улик, но когда он сложил их воедино, его подозрение о её причастности к разведывательной операции углубилось. Рекомендация, может, и была отозвана в течение стадии обработки заявления, но они бы не номинировали её на Железный крест 2-го класса за красивые глазки.

—…Вы имеете в виду во время её полевых тренировок?!

Это удивляет всех, и переполох прокатывается по всему залу. Как бы там ни было, в это трудно поверить, но стремительный рост её карьеры за столь короткое время придаёт ему убедительности.

В течение её полевой тренировки — иными словами, когда ей было девять — эта малышка видела бой и вышла из него с номинацией на награждение? Если бы они услышали такое где-либо в другом месте, то списали бы на плохую шутку. Аномалия тут — этот нонсенс, всплывший на поверхность во время оценки кандидатов, которые могли водрузить будущее армии на свои плечи.

— Когда я устроил «допрос с пристрастием» отделу разведки, они намекнули на то, что могли задействовать её в сверхсекретной операции какого-то рода.

Зона пограничного конфликта… Весьма опасное место прохождения полевой тренировки для кандидата в офицеры, но…ладно, всё ещё в рамках приемлемого. Но тренировка прорыва на дальнюю дистанцию заставляет даже самых суровых солдат пронзительно кричать — а делать это на реальной вражеской территории?

Марш-бросок в полной боевой экипировке в середине ночи к изолированной дружественной базе по местности, кишащей варварами — вы никогда не ожидали бы, чтоб кадет возглавляла операцию подобного рода. Лерген выжал информацию из знакомств в отделе разведки и даже предположил, что она проводилась закалённым битвами уорент-офицером.

Ладно, это имело смысл. Было весьма естественно, что отдел разведки обратился бы к столь способному лидеру за помощью. Они, вероятно, и представить себе не могли, что она была кадетом, проходящей полевую тренировку. Теперь Лерген имел подозрение — прошение о знаке отличия было отозвано после того, как они запоздало осознали, что Таня была лишь кандидаткой в офицеры.

— Вы хотите сказать, что кадет была вовлечена в полевую операцию, приведшую отдел разведки к присуждению ей знака отличия?

К этому моменту никто не мог игнорировать то, насколько аномальной она была. Офицеры разведки отгоняли свирепые взгляды, качая головами, словно они ничегошеньки об этом не знали. Но общеизвестно — правая рука отдела разведки не знает про то, что делает левая. Они обязаны были знать, что накопали бы нечто, если бы расследовали — их лица побледнели от ужаса мгновениями ранее.

— Если возможно, я бы хотел, чтобы та информация была рассекречена.

— Я начну над этим работать. И? Если дело в этом, то я вполне уверен, что она просто выдающийся офицер. «Мы выведем это дело на чистую воду», — вот что председатель имеет в виду, но он уже убеждён. Вот почему всё это не имеет никакого смысла для него.

Почему Лерген столь скептичен насчёт офицера, с которой, помимо её возраста, у них нет никаких проблем — ни с достижениями, ни с поступками, ни с чем-либо ещё?

— Во время занятий в училище она направила магический клинок на кого-то за неподчинение.

—…Не в ответственности ли вышестоящих кадетов ставить бунтарей на место?

Говоря прямо, хоть военное право и запрещает приведение наказания в исполнение собственноручно, есть неписаные правила. Например, причинённые во время тренировок ранения являются «несчастными случаями», а они происходят весьма часто в спаррингах против старших одноклассников.

Это не особо тактичный способ высказать подобное, но если бы комиссия собиралась наказать её за такое, то почти половина армии заслуживала бы схожей критики, того или иного рода.

— Она действительно собиралась вскрыть ему башку. Если бы инструктор не остановил её, она бы превратила полноценного солдата в инвалида. — Лерген едва подавляет желание заорать «Нет, это другое!» и объясняет. Он понимает, что никто не сможет правильно понять, не побывав там лично.

— Майор, если б мы верили всему что говорят инструкторы, то в армии были бы горы трупов к нынешнему времени.

Инструктора, разбрасывающиеся крайне жёсткими фразами в адрес новобранцев — обычное дело для армии. Среди словесных ругательств, которыми морские и воздушные магические офицеры бросались в сторону рекрутов во время строевой подготовки, «я щас убью тебя!» было ещё довольно мягким. В армии не было редкостью увидеть обучение, которое полностью отбрасывало достоинство учащегося как человеческого существа.

Никто и глазом не моргнёт когда угрозы вроде «я вскрою твою башку!» и «я щас снесу твой пустой чердак!» раздаются на тренировочных площадках. И телесное наказание не просто одобряется.

— Даже если она имела тенденцию вдаваться в крайности, это довольно придирчивая оценка.

— Учитывая её возраст, вы могли бы сказать, что она обладает отличным самоконтролем.

Если б то были лишь слова и чуток угроз. По правде, если бы это было всё, большинство из них последовали бы своему опыту и подумали что это мило. Но они не видели её своими собственными глазами.

Фактически, они наверняка даже думают, что поступают тактично, не отдавая людей под трибунал за каждую ошибку в выполнении приказа.

В конце концов, неподчинение командующему офицеру может в худшем случае привести к смертной казни через расстрельную команду. Иначе говоря, они верят, что для новобранцев, возможно не особо способных к правильному суждению, лучше избиение, нежели казнь.

— Хм, ладно, если вы беспокоитесь насчёт её возраста и способности к самоконтролю, тогда полагаю я могу понять.

Они не собирались передумывать на этом этапе. Каждый был согласен, что есть проблема с её возрастом. Жёстко наказывать новобранца, как прокомментировал майор, может, и было перебором, но всё ещё находилось в рамках дозволенного. И не то чтобы они не понимали его опасения насчёт её необычных способностей.

Но на самом деле, принимая её в военную академию, они бы смогли дать ей образование в тех сферах, в которых она была недостаточно сильна, и вырастить из неё замечательного, компетентного офицера. Это уж точно, думают они.

— Майор фон Лерген, ваши взгляды слишком субъективны. Да, я должен сказать — вам недостаёт объективности.

Несмотря на все дебаты и оговорки, она всё равно будет зачислена.

— Я осознаю, что вы пытаетесь быть честным. Я удивлён, что кто-то вроде вас мог настолько поддаться на поверхностные предрассудки.

— Ладно, хорошее расследование. У нас будет о чём потолковать с отделом разведки.

Никто не понимает, что он привёл её в качестве проблемы всерьёз. Большинство членов комиссии думают, что он взял этот курс как окольный способ критиковать отдел разведки; учитывая то, каким образом работает политика армии, глава отделения в отделе личного состава не особо в состоянии осуждать его открыто.

Все уверены, пусть и не утверждают это напрямую — он запросил эту переоценку ради того, чтобы вывести на чистую воду это мутное дело, обнаруженное им во время проведения проверки кандидата. Оценка от разведки отразила какого-то рода секретную операцию в прошлом. Конечно в таком случае, это был бы отчасти просчёт с его стороны, но обнаружение подобного могло бы сработать ему на пользу. И вместо того чтобы надавить на него, отдел разведки в итоге был бы вынужден принести извинения.

Иными словами, главный факт, который будет записан для людей, заключался в том, что глава отделения в отделе личного состава выполнил свою домашнюю работу. По сути, ему удалось остаться непредвзятым, в то же время подвергая сомнению тайны отдела разведки.

— Хорошая работа, майор фон Лерген. Мы не собираемся переоценивать её, но мы поговорим с отделом разведки снова.

—…Благодарю вас.

Итак, вопреки намерениям Лергена никто не пытается остановить зачисление кандидатки.

Дни Тани проходят на самой передовой линии Рейнского фронта на западе — будучи разбуженной в любое время и брошенной на миссии перехвата. Поскольку она купается в грязи и крови, а запах пороха въедается не только в её волосы, но и во всё тело, она повышается в звании до старшего лейтенанта. Увеличение ставки оклада, пусть и маленькое — хорошая вещь.

Но часть, приводящая её в экстаз — сопутствующее уведомление о том, что её зачислили в военную академию. К счастью, наверное, надо сказать. Старший лейтенант Шваркопф заверяет её, что учитывая показанные капралом Серебряковой боевые способности, он рекомендует последнюю на офицерскую стезю, так что Таня может идти в военную академию без беспокойств. Она рада, что может убраться восвояси не прикидываясь заботящейся о своей подчинённой.

Что касается самого уведомления, быть рекомендованной на зачисление в военную академию — честь, так что это мечта, ставшая явью. Чтобы иметь право на поступление, надо быть минимум старшим лейтенантом, так что она даже не имеет квалификации в настоящий момент; похоже какая-то достойная похвалы выдающаяся личность номинировала её, рекомендуя на достижение. Мысленно передавая благодарности отделу личного состава за их таинственные действия, она естественно принимает поступление, означающее перевод на безопасное место в тылу.

Итак…

Старший лейтенант Таня Дегуршафф, одиннадцати лет на бумаге, имеет вторую возможность, по крайней мере, в своей субъективной памяти, наслаждаться жизнью студента ВУЗа. Для окружающего мира она, должно быть, выглядит перескочившей через несколько классов, но в реальности это мой второй раз ВУЗа. С моей точки зрения, не составит особого труда вписаться туда.

Строго говоря, конечно военная академия весьма отличается от типичного университета в плане и образовательной задачи, и учебного плана. Но в понятии Тани, это означает приступить к учёбе в тылу, будучи благословлённой тремя приёмами тёплой еды в день и горячей ванной для купания. Что за комфортная жизнь в сравнении с линиями фронта.

И для Тани военная академия и университет — по сути одно и то же. Пока я могу использовать сигнальную теорию для обозначения своей ценности в качестве человеческого капитала, между ними двумя нет разницы. И не только это — согласно моей теории военная академия даже лучше обычного университета в некоторых смыслах.

Конечно, в плане профессионального будущего Тани, это лакомая сделка — не только не вносить плату за обучение, но также получать жалование от государства и при этом идти по расстеленному ковром карьерному пути в итоге. Так что первокурсница военной академии старший лейтенант Таня Дегуршафф с радостью посвящает себя своей учёбе. Хотя рюкзак начальной школы был бы более подходящим для кого-то её роста, она странным образом выглядит комфортно в своей военной униформе, неся свой офицерский портфель.

С самых пор знакомства с зоной боевых действий она не может пойти куда-либо без своей винтовки стандартного образца и вычислительной сферы, так что после завершения нескольких рутинных дел она берёт их и предвосхищает ещё один день в школе. Конечно, она знает, что должна была принести письменные принадлежности в кампус[✱] университетский (институтский, студенческий) городок, а не свою винтовку…

И всё же в определённый момент она начала чувствовать себя неполноценной без своего снаряжения под рукой. Она никогда не знает, когда представится шанс застрелить сумасшедшего учёного, взбешённого верующего или Существо Икс.

Посему она чувствует, что нет ничего важнее, чем считать всё вокруг полем боя и быть готовой ухватиться за любую возможность.

Да, её поле боя повсюду. Именно поэтому военная академия приняла даже перескочившую через классы маленькую школьницу вроде неё так естественно. Даже если выглядеть крутой и не было её намерением, трудно относиться несерьёзно к офицеру, вернувшейся с поля боя носящей Среброкрылый штурмовой знак и постоянно излучающей такое напряжение поля боя.

В довершении к этому, она тратит своё свободное время на разборку и хорошую чистку своей винтовки, непроизвольно издавая скрежет зубами, мечтая о моменте в который она убьёт Существо Икс. И когда очередной офицер замечает её и спрашивает, почему она всегда держит винтовку при себе, её ответ решителен.

Поднимая глаза со смущающим выражением, заставляющим её выглядеть согласно своему возрасту, она говорит: «Может, мне придётся доверить свою жизнь этому снаряжению в любое мгновение, поэтому я не могу расслабиться, покуда не буду иметь его при себе».

—…Ты имеешь в виду, что не чувствуешь себя в безопасности покуда не будешь иметь её под рукой?

— Да, сэр, что-то вроде того. Пожалуйста, считайте это детской привычкой малышки, которая не позволит топтать своё любимое одеяло и смеяться.

Да, этого наверняка достаточно для того, чтобы оставить сильное впечатление. Посему ни для кого не занимает много времени рассматривать старшего лейтенанта Таню Дегуршафф скорее не как ребёнка, а как солдата, вернувшуюся с линий фронта — именно так, они относятся к своей однокласснице как к пугающей, но надёжной воительнице, улыбающейся во время обсуждения обороны страны, споря о лучших способах уничтожения вражеских войск.

— Доброе утро, мистер Лэйкен.

Я осознал её приближение только когда услышал её голос. Я и впрямь не могу даже ощутить её. У меня довольно мало боевого опыта и думаю, что я весьма размяк в сравнении с офицерами только что с фронта. Или же она просто настолько великий солдат?

— Доброе утро, лейтенант Дегуршафф. Прошу прощения, но вижу, что вы снова взяли вашу винтовку с собой и сегодня?

В своё время как уоррент-офицер я видел много офицеров, но наверное никто из них не имеет столь яркого будущего, как она. Ей едва больше десяти лет, а она зачислена в военную академию, что, как говорят, неслыханно. Вообще-то невероятно, что ребёнок такого возраста вообще имеет достаточно карьерного опыта для становления старшим лейтенантом, прежде всего.

Но мир велик, полагаю.

Я был столь же хорош, как и любой другой на поле боя, но вот офицер, которая может обойти меня в два счёта. Лейтенант Дегуршафф — явно офицер не из тех типов, которых можно судить по внешнему виду. Я слышал, она приносит свою винтовку и вычислительную сферу на занятия каждый день и оставляет их заступившему на службу командиру стражи.

Причина, по которой она не может обойтись без своего оружия, должна быть связана с её боевым опытом. Есть ребята, возвращающиеся с фронта и имеющие психологические проблемы, не позволяющие им расставаться со своим оружием, но её случай выглядит иным. Она не кажется той, которая была бы особо нервной без него.

По сути, она взяла за привычку носить с собой оружие. Это значит, что она должна быть готова к битве в любое время, но — и я повторюсь немного — она получила знак «За воздушную полевую службу» в очень юном возрасте. Она хорошо обучена и обращается к унтер-офицерам должным образом.

Когда я в следующий раз буду на поле боя, я не стану различать солдат по возрасту — если я не выстрелю, то могу умереть. Буду считать, что я выучил ещё один урок.

— Да, это смущает, но видимо, от привычек трудно избавиться.

Я знаю это чувство. До тех пор, пока я, наконец, не привык спать при лунном свете, я всегда подсознательно искал укрытие. Я знал, что был в безопасности, но привычки, которые ты создаёшь в сражении за свою жизнь, нельзя просто так бросить.

— Вовсе нет. Я думаю это замечательно.

По правде, это значит, что она хорошо схватывает важные вещи на поле боя. Их понимание при сохранении здравого рассудка — испытание для зелёных младших лейтенантов. На поле боя суровая реальность стирает в порошок правила, в которые они верят.

Храбрость, слава, честь — все эти идеалы покрываются грязью, когда они сражаются насмерть, и лишь горстка избранных зарабатывают себе имя. Секрет, известный тем немногим, заключается в том, что это не так уж и трудно. Всё, что им нужно делать — прислушиваться к мнению, имеющемуся у унтер-офицеров, и предлагать варианты, которые привлекут к ним уважение и восхищение. Но практически нет офицеров, способных такое делать.

— Спасибо. Как пробившуюся вверх своим трудом, ничто не делает меня счастливее, чем небольшое подбадривание.

Вот почему я должен смотреть сквозь внешность этой маленькой девочки, уважать её суть и искренне помогать ей.

Если офицер может принять во внимание усилия, требуемые для повышения в звании, он растёт. Понимая этот факт, я преданно выполняю свои обязанности в качестве командира стражи и отдаю должное маленькой но виднейшей старшему лейтенанту.

— Но при всём уважении, лейтенант, могу я спросить, что привело вас сюда? Как вы знаете, сегодня выходной. Нет никаких уроков.

Это то, что общеизвестно как «священный день отдохновения» — иными словами, воскресенье. Большинство набожных верующих идут в церковь и некоторые — на исповедь. Я слышал, что эта старший лейтенант часто чистосердечно молится в церкви по утрам. Честно говоря, я не один раз видел её восторженно заглядывающейся на икону.

— Да ничего особенного. Я хочу воспользоваться библиотекой; справочного зала в дортуаре недостаточно.

Хотя это крайне простое наблюдение, лейтенант Дегуршафф действительно, взаправду работает не покладая рук. Даже ворчливый главный библиотекарь хвалит её эрудицию, любознательность и желание учиться, так что, полагаю, эта девочка — икона того, каким должен быть солдат. Я даже слышал от своего бывшего старшего офицера, что отдел стратегии Генерального Штаба был сражён наповал её анализом уроков войны и переоценкой основополагающих догм.

Я поражаюсь, чем же заполнена её маленькая головка. Она оказывает на меня неизгладимое впечатление.

— Прошу простить меня. Тогда как обычно, пожалуйста, оставьте ваше оружие тут, прежде чем войти.

Как правило, чересчур хлопотно следить за личными вещами офицеров; присматривать за ними требует усилий, так что я обычно не хочу такое делать, но эта старший лейтенант — другое дело. Нет лучшего друга для солдата на поле боя, чем его винтовка. А для мага — чем его вычислительная сфера.

Приглядывать за ними — честь, так что я даже не замечаю загруженности работой.

— Спасибо. Тогда, если позволите…

И после быстрого заполнения ведомости и получения доказательства, что хранение принято искусным исполнителем, лейтенант Дегуршафф проходит в кампус. Я провожаю её взглядом, и даже со спины, как я вижу, хотя её шаг и короткий, ступает она с уверенностью. Её узкие плечи кажутся невероятно прямыми. Мысль о том, что такой офицер доверяет мне достаточно для вручения мне своих братьев по оружию без возражений, ненароком делает меня счастливым.

— Она — на редкость шаловливая обсыкашка постелей.

Но нарисовался идиот, чтобы испортить малину. До него не доходит, насколько счастливым я себя чувствую. Поразительно, что она является офицером в таком юном возрасте, а этот придурок не обладает ни единым сколь-нибудь положительным качеством помимо своего возраста.

— Ты что — дебил? Может она и выглядит молодо, но пахнет она не мочой! Она всецело окружена духом боя, пороха и крови.

Выходит, даже сержант с боевым опытом может быть до такой степени наивным. Достижение такого уровня совершенства в качестве солдата требует достаточно мастерства и любви к сражению, чтобы заткнуть за пояс старослужащих. Выражаясь иначе, даже если ты презираешь войну как человек, должно быть что-то в ней, что ты любишь, или же ты никогда не будешь способен её понять.

— Сержант, это ли всё, что вы о ней думаете?

— Ась? Конечно нет, я думаю что она станет великим офицером.

Конечно же, она станет великим офицером. Если бы она была моим комбатом[✱]командир батальона, я бы с радостью следовал за ней. В штурме ли или в разбивании проникающей вражеской силы, в проведении ли манёвренной обороны или даже в тыловой службе — я бы последовал за ней где угодно. Война ей — мать родная.

Она добьётся успеха — всё её подразделение наверняка получит наивысшие почести. Я уверен. Я знаю, потому что наблюдал за столь многими офицерами — она из тех, кого называют героями.

— Не зевай, болван. Она носит две вычислительные сферы, а тебе сдала лишь одну!

Но бессмысленно пытаться объяснять подобное отморозку вроде него. Она сдала свою винтовку и запасную вычислительную сферу в качестве компромисса, как дань уважения моим обязанностям. Это практически её право — держать при себе другую свою сферу, используемую ею больше всего.

Да уж, я не горю желанием указывать подобное чучелу, которое даже не замечает, как я тактично позволил ей взять с собой ту сферу, потому что я отношусь с пониманием.

— Может, она взяла её с собой неумышленно, но, мама дорогая, она не позволяет себе ослабить бдительность.

— Если дежурный офицер обнаружит, будут неприятности.

…Ааа, и до сих пор, это — всё что ты о ней думаешь?…

Ментальное состояние Тани, покуда она шагает по всё более и более знакомому кампусу военной академии, немного запутанное, как всегда. Если человек теряет своё чувство стыда, то становится бесстыжим, что недостойно для социального существа. В таком смысле, чувствовать стыд — феномен, присущий лишь социальным существам.

Вот почему… Эх, как же неловко… Хоть я и намерена отомстить, но знаю, что не могу гордо таскать с собой винтовку куда угодно.

Так что после того, как инструктор неявно упрекнул меня за это, я взяла за привычку оставлять своё огнестрельное оружие командиру стражи академии. В качестве компромисса Таня носит с собой боевой нож, специально предназначенный для немагического боя, так что она никогда не является полностью безоружной.

И всё же, я солгу, если скажу, что меня не беспокоит то, как они смотрят на меня, когда я иду сдавать своё оружие. Мне не нравится быть объектом их весёлых взоров, словно я какая-то чудачка под наблюдением. Но учитывая, что они правы, я ничего не могу с этим поделать.

Быть может, это лишь игра моего воображения, но я не могу не удержаться от чувства, что стража смеётся надо мной: «Вот снова эта повёрнутая, приносящая с собой винтовку на занятия». Но Таня способна ухватить, почему они могут пялиться на мага, вооружённую до зубов, разгуливая в тылу. Я не могу обижаться, поскольку я и сама бы поступала так же на их месте.

Тем не менее, у меня есть причина всегда быть наготове, о которой я не могу никому поведать.

Это просто вопрос достоинства. Если мой рациональный разум окажется погребён в вере, моё чувство собственного «Я» померкнет; я вижу, что стану лишь игрушкой Существа Икс, если не сохраню свой raison d’être[✱] raison d’être (фр.) — смысл существования чистым.

Это пугало, называющее себя Богом, располагает кучей свободного времени, раз играет в куклы, но та, которой он играет, не собирается терпеть это.

Посему дабы прояснить и оживить свои знания о враге, Таня посещает ближайшую церковь по воскресеньям уже некоторое время и культивирует свою ненависть пред ложным идолом Существа Икс. Внутри неё хор проклятий скрепляет её безграничное отвращение — здравое состояние рассудка. Вот как каков личный ответ Тани Дегуршафф манипулятору людьми, Существу Икс. Она держит винтовку при себе, так что если шанс материализуется, она застрелит его, но к несчастью он ей никогда не встречался здесь.

Конечно, я знаю, что для Тани это непродуктивный способ тратить своё время. Даже если так, если я пренебрегу данной практикой, есть возможность, что проклятье Элиниум Модель 95 превратит Таню в набожную верующую. Ей нужно беспокоиться о своей ментальной гигиене; это неизбежная необходимость ради гарантирования того, что её разум на дух не переносит Существо Икс.

Отлынивать от этого — всё равно что перестать дышать или отказаться мыслить.

—…Хм, значит, мы не хотим быть куклами?

Таня имеет непоколебимую уверенность в том, что человеческое достоинство заключается в способности думать. Человеческий вид, эволюционировавший от обезьян, чувствует — мышление является тем, что выделяет их среди остальных видов и делает людьми.

Вот почему она не может понять, почему верующие считают себя блаженными и отбрасывают рациональность.

В тот момент, когда индивид теряет способность думать и задавать вопросы, Таня считает его более не человеком, а механизмом. Именно поэтому личность Тани Дегуршафф превозносит размышление, обожает дебаты и высмеивает догматизм с самой глубины своего сердца.

Так что конечно же она смеётся над фанатиками, слепо верующими. Она не может выносить, что те недоумки как две капли воды с безрассудными последователями коммунизма и прочих догм (по сути, иных форм религии), нагромоздившими горы трупов через проведение общественных экспериментов — чувство проистекает из её виденья человечности. Размышление священно, потому что метод проб и ошибок неотъемлем от существования. Когда бездумные люди навязывают свой догматизм другим, она поражается, насколько же тупым может быть этот мир.

Существо Икс, пытающийся сделать её авангардом такого рода догматизма, ни кто иной как её заклятый враг; она не может позволить ему оставаться в этом мире.

Надо сказать, она всё же достаточно рациональна для осознания того, что тратить всё своё время на наращивание своей ненависти контрпродуктивно, так что до поры до времени она отставит это в сторону и нажмёт на учёбу.

Таня амбициозна в том смысле, что она делает всё, на что сейчас способна, ради долгосрочной перспективы в будущем. Отсюда и частые визиты в библиотеку. Она спускается по уже знакомым коридорам, взаимно отдаёт честь знакомому ей персоналу и направляется прямо в библиотеку.

— Это старший лейтенант Дегуршафф, я вхожу.

Она прикладывает свою ручку к двери библиотеки после того, как даёт обычное извещение о том, что входит. Поскольку звание старшего лейтенанта является минимально необходимым для поступления в военную академию, её положение — на самом дне общества. Хотя сегодня воскресенье, не было бы странным, если бы другие люди пришли до неё. Там внутри могут быть вышестоящие офицеры, поэтому ей всегда нужно вести себя разумно.

— Хм?

Ежедневные усилия Тани по соблюдению правил вежливости вознаградились. Солдат академического внешнего вида и почти преклонного возраста выглядывает из-под горы справочников когда она входит.

Погоны на его плечах показывают, что он является бригадным генералом и, судя по его одежде, вероятно далеко не последним. Тот факт, что некто его звания находился бы тут, закопанный в картах и записях — ну, не то чтобы неожиданный, учитывая качество материалов в военной академии. Исследования военной стратегии всегда оказываются зависимы от библиотеки военной академии. Когда один из верхов нуждается в каких-то данных, то нередко её посещает. Здесь имеются горы записей и бумаг, которые запрещено выносить из помещения. Если кому-то хочется просмотреть те материалы, он обязан прийти лично.

— Ой… Прошу прощения за вторжение, генерал.

Про себя Таня на седьмом небе, радуясь этой встрече с одним шансом на миллион. Независимо от эпохи, никогда не повредит иметь друзей в высшем обществе.

Как уже было сказано, страшный позор, что мой внешний возраст так мал. Он заставляет меня воздерживаться от посещения любых мест, где могут подавать алкоголь. Очевидно, что если будет присутствовать столь маленькая девочка, то любому будет затруднительно наслаждаться выпивкой — и это бы нивелировало всю суть.

С другой стороны, она способна произвести хорошее впечатление, показывая такую собранность в таком юном возрасте. Однако мне трудно капитализировать её внешность, потому что мне придётся сознательно вести себя как ребёнок.

Дети уже принадлежат иной вселенной, которую я не понимаю, так что маленькие девочки для меня — всё равно что инопланетные формы жизни. В крайнем случае, она может улыбаться, но на этом всё.

Сейчас, получив блаженную возможность, она не станет колебаться извлечь из той максимальную выгоду.

— Ох, ты можешь просто расценивать меня как старшего выпускника на данное время.

Человек, отдающий ей честь в ответ, звучит скорее не как солдат, а как философ, которому бы больше подошло проводить исследование. Он вероятно пуританский в определённом смысле, но насколько она способна сказать, он выглядит не особо раздражительным.

— Спасибо вам, сэр. Меня зовут Таня Дегуршафф. Я — студентка тут, и Империя даровала мне звание магического старшего лейтенанта.

Я — бригадный генерал Ганс фон Зеттюр, заместитель начальника отдела вспомогательных служб в здании Генерального Штаба.

Отдел вспомогательных служб в здании Генерального Штаба! Да он один из вожаков в тылу! Мне так повезло.

— Это честь встретить вас, генерал.

Она вполне уверена, что может сказать это не кривя душой. В конце концов, у них примерно столько же влияния как у ребят, заведующих отделом личного состава Генерального Штаба. В корпорации они были бы ответственными за административную стратегию.

Единственное подходящее слово для этого шанса встретить офицера оттуда не при исполнении — везуха.

— Хм, лейтенант, ты прямо сейчас никуда не торопишься?

— Особо никуда, сэр. Я тут для самообразования ради приобретения знаний.

Ей удаётся взять себя в руки и покорно заявить свою цель вместо того чтобы подпрыгивать от радости. К счастью, между потребностями в удовлетворении своей интеллектуальной любознательности и поручениями исследовать законы и указы она бывает тут довольно часто, так что в этом нет ничего необычного.

— Отлично. Если ты уделишь мне минутку своего времени, я бы хотел получить мнение младшей персоны кое о чём. Что скажешь?

— С радостью, сэр, если я не мешаю.

— Нет, всё в порядке. Расслабься.

— Есть, сэр.

Превосходно, он тоже заинтересован мной. Насколько же легче разговаривать с кем-то, когда он заинтересован. Это будет несравненно лучше, нежели подавать презентацию по сокращению персонала кучке исполнителей, сопротивляющихся идее, потому что они не понимают необходимости.

— Я наслышан о тебе. Видимо ты была весьма занята.

— Моя репутация незаслуженная, сэр.

То крайне раздражающее прозвище «Белое Серебро» убедило меня в том, что армии нужно пересмотреть свои вкусы касательно имён, но видимо оно привлекает внимание.

Кажется, получение опознавательного имени хорошо скажется на моей карьере в качестве юного цвета общества, хотя чем выше взобрался, тем больнее падать. Мне нужно поискать способы держать мою славу под контролем.

— Хм? Я думаю каждый считает её соответствующей оценкой… Ох, позволь-ка мне спросить у тебя вот что.

И похоже, что даже ложная слава может внести вклад в хорошее первое впечатление. Даже если это просто случайный каприз этого бригадного генерала, слегка заинтересовавшегося Таней, он собирается узнать её точку зрения.

— Лейтенант, можешь изложить мне своё субъективное мнение. Как обернётся эта война? Какая твоя точка зрения?

Два солдата ведут разговор о состоянии войны. Ладно, это что-то вроде военной светской болтовни. Придерживаться более безопасных тем — неплохая идея согласно общепринятому мнению.

Но он заинтересовался мной. Если я смогу дать ему честное мнение, он увидит, что я мотивирована. Конечно, проходная планка — наличие чего-то умного для высказывания.

— Это слишком общий вопрос, сэр.

Поэтому является критичной демонстрация того, что я одновременно и напориста и осмотрительна, через подтверждение цели его вопроса. В армии, все будут любить тебя, если ты часто советуешься со своими старшими офицерами и докладываешь обо всём. Если тебе что-то неизвестно — признай это и спроси. Такого рода отношение выглядит особенно полезным в армии. Эти имперские солдатские существа имеют тенденцию быть странным образом одержимыми пунктуальностью.

Поскольку дела обстоят вот так, вместо попыток набрать очки я постараюсь не потерять их. Нельзя получить повышение простой болтовнёй. Надо уделять внимание мелочам и при этом сделать так, чтобы твой голос услышали.

— Хм, ты права. Позволь мне перефразировать его. Как ты думаешь, какую форму примет эта война?

— Мои извинения, сэр, но боюсь я не в том положении, чтобы комментировать подобное.

И следует всегда удерживаться от комментирования вещей не в твоей компетенции. Например, отдел кадров не должен совать нос в дела отдела сбыта, и наоборот. Каждый сверчок знай свой шесток.

— Всё в порядке. Это — не официальная консультация. Просто скажи мне, что ты думаешь.

— Тогда с вашего разрешения, сэр…

Я и впрямь не хочу ничего говорить, но дальнейший отказ будет грубостью. Нет ничего хуже, чем выставить себя слишком глупой, не имея ничего для высказывания. Хранить молчание и надеяться на его понимание будет наивно — фантазия супер-дредноут-класса.

Человеческие существа имеют два уха, но лишь один рот. Иными словами, когда имеешь дело с кем-то, желающим слушать, одного рта вполне достаточно. Пока его не откроешь, твои идеи не имеют шанса быть чётко изложенными.

— Я уверена, что она обратится в мировую войну.

Правило номер один в создании презентации: провозглашать оценки с уверенностью. И хотя важно быть креативным, убедись, что твой прогноз надёжен. Презентация бессмысленна, если твои аргументы не достигают слушателей.

— Мировая война?

— Я верю, что большинство сверхдержав станут вовлечены, так что боевые действия развернутся в глобальном масштабе.

Будет ли это первой мировой войной для этого света? Ну, нет сомнений, что сверхдержавы собираются затеять серьёзную заварушку. Она определённо станет большой.

В таком случае, рассмотрение её в качестве «мировой войны» — всего лишь здравый смысл. Сверхдержавы схлестнутся между собой, ища гегемонии[✱]Верховенство одного государства над другим. Наверняка каждая сторона будет сражаться так, словно хочет именно этого. Поэтому демонстрация того, что я не воспринимаю дела поверхностно, что я встречаю реальность лицом к лицу, более вероятно сработает в мою пользу.

—…Что заставляет тебя говорить подобное?

— Хотя Империя и является новосозданным государством, по сравнению с существующими силами мы можем похвастаться весомым преимуществом.

Также важно избегать витиеватых объяснений. Единственный способ избежать бессмысленных заседаний — тщательно установить всеобщее понимание.

В подобном смысле, этот бригадный генерал кажется очень умным — настолько, что до удивления непредубеждённо с его стороны вести столь серьёзный разговор со старшим лейтенантом. Но тогда, именно поэтому он и достоин того, чтобы с ним говорить.

— Если бы нам пришлось сражаться с каждой страной один на один, мы бы наверняка вышли победителями.

— Верно. Против Республики мы могли бы победить.

— Он сказал трудную часть за меня. «Против Республики» может значить, что это не является верным во всех случаях. Поскольку вышестоящий офицер намекнул на других потенциальных врагов своей страны, куда легче продолжить разговор.

Искренне впечатлённая таким нюансом, Таня осознаёт, что возможно сболтнула лишнего. Она даже чувствует что в армии, где не приходится выбирать своих подчинённых, в них инвестируют больше чем в корпоративном мире.

Такую перспективу мне было бы невозможно иметь, проводя увольнения человеческих ресурсов в прошлой жизни, так что мне следует принять этот урок близко к сердцу. В армии, в отличие от компании, не приходиться выбирать своих подчинённых — всё, что ты можешь, так это обучать их.

— Но, по правде говоря, трудно представить, что Содружество и Федерация Руси просто останутся стоять в стороне. Я не уверена насчёт Королевства Илдоа.

—…Они не должны иметь никаких прямых интересов в нынешней войне.

— И на этом Таня вновь подтверждает само собой разумеющееся. Да, это хорошо. Это чудесно. Это то, что можно назвать интеллектуальным разговором. Это из разряда того, что не происходит, пока человек, с которым ты разговариваешь, не заинтересован в обнаружении того, насколько ты умна. Это восхитительно. Вот вся суть того, чтобы быть взрослый членом общества.

— Не прямые интересы, нет. Но они будут вынуждены столкнуться с вопросом, позволят ли они рождение доминирующего государства или положат этому край.

— Доминирующего государства?

— Да. Если Рейх, расположенный в центре континента, уничтожит Республику, мы будем иметь не относительное преимущество, а абсолютное превосходство.

Я могу считать это подобным тому, как для имперской Германии было возможно победить Францию и Российскую Империю. Была ли Британская Империя достаточно тупой, чтобы позволить этому произойти? Если бы была, то островная держава расценивалась бы примерно как отстой в нынешнее время.

Вместо этого, она приняла участие в войне, потому что понимала всю серьёзность положения. Не станут ли сильные мира сего присоединяться к войне, как диктуют их национальные интересы?

— Так что если мы не сможем избавиться от Республики быстро, способом, не дающим другим странам достаточно времени для вмешательства, то сражение запустит эффект домино, вовлекая другие страны.

— Понятно. Может, ты и права, но не существует ли альтернативы, что Республика окажется доминирующим государством? Они не стали бы хотеть и такого.

Блин. Эх, я не сказала достаточно, так что он вставил слова за меня. Если я предположу, что он принимает во внимание мою детскую внешность, ко мне будут испытывать жалость. Я не могу больше совершать каких-либо ошибок.

Держись молодцом. Смотри ему прямо в глаза и отвечай чётко.

— Я согласна. Вот почему я думаю, что они попытаются подстроить всё так, что и Империя, и Республика падут.

— Ты имеешь в виду, что другие страны вмешаются?

— Да. Я представляю, что это начнётся с финансовой помощи Республике. Другие возможные методы включают снабжение их оружием и отправку отрядов добровольцев.

Подумайте о знаменитой политике лэнд-лиза[✱](от англ. land lease) — государственная программа, по которой Соединённые Штаты Америки поставляли своим союзникам во Второй мировой войне боеприпасы, технику, продовольствие и прочее. и о том, как финансируются войны. Англия и Франция победили, но они в результате всё равно оказались в шатком положении. Учитывая это, Империя и Республика могли бы иметь свою маленькую победоносную войну, и естественным результатом для всех остальных стало бы вмешательство в тот самый момент, когда обе бы истощили друг друга. Если они хотели, то могли бы даже притвориться «добрыми Самаритянами» в таком случае.

—…Ага. Я начинаю понимать, что ты имеешь в виду.

— Да, я думаю, что общий план остальных сил будет заключаться в том, чтобы одолжить большое количество денег Республике, а затем вмешаться и снести нас обеих в итоге.

Государства, честно говоря, такие злые. Они берут добрых людей и обращают их в членов злого культа. Нам нужно учитывать их потенциал для массового искажения истинной природы людей.

Например, ненавистная секретная полиция Советов и Восточной Германии нанесла колоссальный ущерб человеческой природе. Узрите страх общества под глазом Штази[✱]Тайная полиция ГДР! Свобода. Дайте им свободу мысли! Настало время человеческому роду осознать, что индивидуализм — единственный путь, который спасёт мир.

— А если Империя завалит Республику?

— Очень вероятно, что их политики национальной безопасности скажут им объединиться с другими силами и вмешаться напрямую. Даже если они не смогут этого сделать, они, возможно, не станут колебаться вмешаться и своими силами.

Благородное предложение свободы мысли может быть важным, но я не могу воспринимать этот интеллектуальный разговор налегке. Я обязана придерживаться видимости заявления хорошо продуманных взглядов.

— Понятно. Это завораживающая догадка. Как, по-твоему, нам следует справляться с положением?

— Ну, я не составляла план…

Вообще-то, когда у меня есть идеи, я их отправляю. Если бы я подбросила ему одну сейчас, она бы стала семенем моего повышения, но к несчастью мне недостаёт военной компетенции. Ну, наверное, военную креативность следует оставить Наполеону[✱]Знаменитый французский полководец и Ганнибалу[✱]Карфагенский полководец, считается одним из величайших военных стратегов древности. Для доброй, миролюбивой личности в этом нет ничего зазорного.

— Так что я бы училась на историческом опыте и попыталась заключить мир, а если бы это оказалось невозможно, я бы дала ограничению потерь высший приоритет.

— Ты имеешь в виду, что не попыталась бы выиграть? Люди будут сомневаться в твоей воле к сражению.

Да, он прав. Было ужасно беспечно произносить такое. Словно профессор университета, я проговорилась слегка увлечённо. Не могу поверить, что сказала бы нечто, ставящее мою волю к сражению под вопрос перед лицом заместителя начальника отдела вспомогательных служб Генерального Штаба, из всех людей. Неужели это мой рот ляпнул такое? То была огромнейшая ошибка, я хочу провалиться сквозь землю.

Это может повредить моей карьере. Нет, я однажды слышала, что трусы пашут на износ на линиях фронта. Это очень плохо. Хуже некуда. Как-то, не позволяя тревоге хоть сколь-нибудь отразиться на моём лице, мне нужно косвенно заявить в чрезвычайно спокойном тоне, что подобное не было в моих намерениях. В то же время, я вероятно буду в зоне риска до тех пор, пока не скажу какое-то подобие бравады, чтобы выставить напоказ мой боевой дух.

— В буквальном смысле, да, генерал. Но я не имела в виду, что мы не должны нацелиться на победу. Это проблема определения терминов; мы должны перестроить наши предпосылки с нуля.

— И? Продолжай.

— Есть, сэр. Я верю, что раз мы не потерпели поражение, то нам следует определить это как «победу Империи», поскольку наш план национальной обороны сработал бы.

— Итак, по твоему мнению, как мы достигнем победы?

— Мы вынесем их вперёд ногами через реки крови и сокрушим способность врагов продолжать войну, — Таня, судя по всему, специально выбирает слова, которые солдаты любят слышать — вперёд ногами, реки крови, сокрушим — нащупывая способ говорить реалистично в то же время демонстрируя свой боевой дух во всей красе.

— Ты имеешь в виду ликвидацию вражеской полевой армии?

Ликвидация их полевой армии? Ну, такое было бы идеально, но это непростая задача. Иными словами, этот вопрос — ловушка. Ради демонстрации для него, что я не просто машу шашкой наголо, поскольку считаю это тем, что он хочет услышать, я обязана осмелиться возразить здесь.

— Это было бы идеально, но весьма затруднительно, как я могу представить. Возможно, нам следует сделать истощение вражеских человеческих ресурсов нашей целью и посвятить себя позиционной оборонительной войне?

— Можем ли мы выиграть таким способом?

— Я не знаю. Но мы не проиграем. И сохранение достаточного запаса энергии для нанесения решающего удара в тот момент увеличило бы нашу стратегическую гибкость.

Я не могу провозглашать, что мы можем победить. Но это — наилучшая вещь, которую я могу сказать так, что он не интерпретирует мой ответ как высказывание «мы проиграем». Я всунула туда слова «решающего удара» для подстраховки. Мне нужно продолжать делать комментарии, показывающие мою мотивацию, дабы вбить её другим.

— Хм, как интригующе. Но что ты будешь делать, если враг придёт к аналогичной стратегии?

Сейчас. Сейчас самое время быть напористой. Раз кто-то показывает заинтересованность в тебе, его последнее впечатление должно быть самым ярким. Если это тот самый случай, мне нужно делать мою агрессию явной и замалчивать крайне неприятную правду о том, что у меня нехватка в области воли к сражению.

— Да. Учитывая такую возможность, я предлагаю переключить нашу главную полевую стратегию на оборону пехотой и нападение магами.

— Маги могут иметь разрушительную мощь и натиск, но я не думаю, что они подходят для захвата позиций.

— Согласна; однако, конечная цель не в оккупации, а в ликвидации вражеских солдат.

Излагая иначе, боевые манёвры проводились бы не для расширения нашей верховной власти на вражескую территорию, а для истощения и уничтожения вражеских жителей. Нам нужно признать реальность, что в тотальной войне перерубить корень вражеской способности к продолжению войны — единственный путь к победе, и мы должны развить средства для достижения этого.

В Первой Мировой войне Германия расправилась с Россией и нанесла серьёзный удар Франции и Англии — она разбивала другие страны на тактическом уровне. Самая главная причина, по которой она со временем проиграла, заключалась в том, что у неё закончились силы. Когда вдобавок к Англии и Франции её пришлось воевать с Соединёнными Штатами, именно из-за понимания невозможности победы Генеральный Штаб Германии и сдался.

Там осознали, что даже пусть их линии фронта и не были разбиты, они не могли более продолжать сражаться и не имели выбора кроме как признать своё поражение. Это важный урок, который надо вынести из этой истории. То есть, вот как выглядит поражение в тотальной войне. Неважно как хорошо ты сражаешься на фронте, если твоя страна выбивается из сил, то ты не сможешь продолжить войну. Это не вопрос менталитета, а ограничение, установленное законами физики.

— Таким образом, я убеждена, что наша главная цель должна заключаться в истощении вражеских солдат тактическим разрушением и проникающими налётами воздушных магов.

Честно говоря, я думаю, что проникающие налёты — безумие, но пока имеется хоть слабая вероятность того, что маги могут в них преуспеть, их стоит предложить. Кроме того, это же не я буду проводить их; если это лишь необоснованный вздор, то я могу поддерживать его хоть весь день.

Взгляните на Цуджи! Не тот ли идиот был повышен в нашей стране за свой беспредел в Манчжурии и Монголии? Или генерал, начавший Битву за Импхал! Его звали «лучшим шпионом Союзников», «дерьмогути», «тупогути». Ой, погодите, не был ли он «я умираю» жуликом-генералом?

Не сказал ли он, что умирает, а затем получил деньги во внесудебном соглашении? Эм, может и нет…не могу припомнить… Ладно, как бы там ни было. Если бы я могла позволить себе быть настолько безответственной, жизнь была бы проще пареной репы.

Но к несчастью, я — хороший человек. Поскольку я не отреклась от своей человечности до такой степени, я поставлю предел в этом плане, который должен быть выполнимым, основываясь на моём прошлом опыте.

Ах, я такая чуткая личность. Я — сама доброта. Да, без сомнения, я — воплощение справедливости. Я — великомученица, выделяющаяся преподобным нравом, ищущая мира и добродетели.

— Хм? Разве задачей магов не должна быть поддержка?

— В позиционной войне маги имеют огневую мощь на уровне артиллерии и ловкость, превосходящую пехоту. Они — идеальный род войск для охоты на вражеских солдат.

Честно говоря, манёвренная оборона была жёсткой. Я очень хорошо выучила, какой болью было биться с повёрнутыми на войне, например, когда мне пришлось сражаться с теми титулованными. Если бы бог существовал, ему бы следовало стереть всех тех отродий с лица земли, прежде чем заявлять о себе. Любой вид, что наслаждается убийством себе подобных — безумен.

Иными словами, здесь конец моего объяснения того, почему Существо Икс не является Богом. Ах, что я могу сделать для спасения от дьявола? Если дьявол бродит по безбожному миру, то мы, по сути, находимся в Армагеддоне, верно?

— Если вы хотите победить, минимизируя наши собственные потери, тогда давайте назовём это «Доктрина ограничения потерь»? Маги лучше всего для такого подходят.

— Понятно. Ты прекрасно знаешь как её подать.

— Благодарю от всей души, сэр.

Теперь мне следует, наверное, чуть сдать назад. Но его реакция неплоха. Он слегка сгорбился, чтобы записать что-то в одном из своих документов, поэтому не похоже, будто он собирается и дальше давить на меня. Это великолепно.

Если я смогу выйти из положения исчерпав тему разговора, мне следует рассмотреть карьеру дипломата. Но область моей компетенции — человеческие ресурсы. Специализация приносит лучшую зарплату, нежели универсализация, но хм.

Возможно, мне следует начать планировать свою жизнь после войны; может, мне стоит научиться торговать. Сейчас, когда я думаю об этом, мне определённо следует заработать кое-какие квалификации. Как я могу сменить работу, если моё резюме выглядит как «Маг с уймой боевого опыта. Могу справиться со сражением насмерть в любом месте в любое время»? Словно, «к какой банде ты пытаешься присоединиться»?

Каждая эпоха имеет ту же самую проблему с занятостью бывших солдат. Если Таня не инвестирует в себя сейчас, у неё будут неприятности впоследствии. Именно по этой причине она ходит в библиотеку, ради изучения законов, чтобы она могла заработать квалификацию юриста или что-то подобное, что обеспечит её хлебом в будущем.

— Значит, гипотетически, если бы ты использовала магов в качестве краеугольного камня этой «Доктрины ограничения потерь», сколько бы ты хотела?

… Возможно, мне не следовало планировать свою жизнь в уголке своего разума. Я отвечала на вопрос, не подумав как следует о его цели: «Я уверена, батальона будет как раз достаточно. Он не будет большим логистическим бременем, и он располагает минимально необходимой силой».

— Интересно. Ладно, я подумаю об этом. Мнения молодых людей всегда такие интересные.

— Спасибо вас, сэр.

Не осознавая, что только что случившееся было фундаментальной ошибкой. Обычно, Таня определённо бы почувствовала неладное и попыталась бы как-нибудь избежать надвигающихся неприятностей. Но в тот момент она была беспечна. Да, даже при том, что беспечность вызывает все самые ужасные ошибки в жизни.

Когда сомневаешься, прислушивайся к урокам прошлого.

Военный Зеттюр выучил так много из истории, что критиковался за слишком сильное сходство с учёным, но он делает это, поскольку стратегические принципы прошлого содержат фрагменты, которые по-прежнему применимы.

И поскольку бригадный генерал фон Зеттюр так знаком с историей, у него есть чутьё на распознавание неописуемых, но при этом фундаментальных изменений. Он научился на историческом опыте чувствовать смену веяний. Это можно было назвать ощущением того, что существующая парадигма не работала бы как следует для того, чтобы справиться с проблемами стратегии национальной обороны, с которыми сейчас столкнулась Империя.

Он верил, что учения истории должны использоваться как путеводный свет, и они сказали ему, что могут нагрянуть перемены.

Трудноуловимый вопрос того, что именно изменится, сбивает с толку большинство имперских солдат. Поскольку от большинства из них ожидают решения проблем прямо перед их носом, это неудивительно. Учитывая традиционный способ мышления в Имперской армии, заботящейся лишь о том, насколько хорошо каждый индивид выполняет свою задачу, Зеттюр определённо еретичен.

Но, несмотря на свои академические замашки, он проявил себя выдающимися достижениями. Имперская армия открыто приветствует всякого характера людей, пока они могут демонстрировать умения как офицеры.

И именно поэтому Зеттюра уважают даже внутри Генерального Штаба.

Зрелище того как он витает в облаках за своим столом стало достопримечательностью в здании Генерального Штаба, и никто не думает вмешаться. Штабные офицеры, работающие под его началом, привыкли видеть его открывающим философский текст и глубоко погружающимся в размышления, как только его работа сделана.

С тех пор, как началась война, они вечно были заняты неотложными делами, но сейчас и северный, и западный фронты стабилизировались, временное затишье создаёт немного свободного времени, так что они наконец-то могут передохнуть.

Никто из офицеров не отдыхал с тех пор, как началась война, так что офицеры Генерального Штаба наконец-то также получили короткий перерыв. Младшие штабные офицеры мчатся в приподнятом настроении к пивной, где щедро спускают своё жалование, потому что куда же ещё им его тратить? Старшие штабные офицеры также поднимаются, наконец-то имея возможность потратить немного расслабляющего времени со своими семьями.

Что у обеих групп общего — так это то, что они берут свой первый отпуск за долго время и наслаждаются им на полную.

Но в тот день возвращения они обнаруживают своего вышестоящего офицера, явно не смыкавшего глаз, неподвижным и лихорадочно уставившимся на свои наспех начёрканные записки. Офицер, остававшийся на посту, говорит озадаченному персоналу, что полдня назад бригадный генерал вернулся из военной академии и хмуро смотрит на свои записки с тех самых пор, словно позабыв обо всём на белом свете. И впрямь озадачивающе.

— Генерал фон Зеттюр?

Полевые офицеры не могут вынести видеть его таким, но даже когда они пытаются заговорить с ним, его налитые кровью глаза лишь мечутся по запискам, разбросанным по его столу. Для него нет иного способа справиться с шоком, который он получил.

Сперва он думал, что она была просто офицером с интересной, неординарной идеей, и что её предложение, которое он записал, было лишь иным способом взглянуть на вещи.

Когда он сильнее задумался об этом на обратном пути в здание Генерального Штаба, то был впечатлён её взглядом, что конфликт между внешними и внутренними линиями мог бы достичь апогея.

Но продолжая обдумывать этим идеи, он понял, что его мысли были началом понимания чего-то.

Затем оно осознал — даже пусть ему и не хотелось, он был вынужден признать что записки, разбросанные по его столу, содержали горькую правду.

Он шокирован, что она могла говорить так ясно о направлении, которое примет война, когда даже Генеральный Штаб не уверен. Откуда пришло столь точное понимание? Насколько Зеттюру было известно, бригадный генерал фон Рудерсдорф был тем, кто наиболее отчётливо намекал на то, что течение войны изменится, но даже Рудерсдорф не казался способным видеть вещи так чётко, как их провозгласила лейтенант Дегуршафф.

Она сказала, что это будет мировая война, и что тотальная война является неотвратимой. Любой другой, услышавший такое, сказал бы, что она была введена в заблуждение. Но у него было чувство, что она просто выразила словами изменения, на которые намекали Федерация и Доминион. Она полностью понимает это «что-то», ощущаемое и Зеттюром, и Рудерсдорфом, хотя они и не были способны его объяснить.

Это план на грани фантастики, но странным образом убедительный.

Она сказала это так, словно уже видела, как оно произойдёт. И Зеттюр вынужден согласиться с анализом и пониманием ситуации, ставшими фундаментом её приговора.

Внезапно, он осознаёт, что множество штабных офицеров глазеют на него с беспокойством. «Я не могу разыгрывать сцену перед своими людьми», — кричат его обычные офицерские ценности, но он получил такой интеллектуальный шок, что до сих пор чувствует головокружение от последствий.

Будучи не в том настроении, чтобы сбросить это со счетов как пустое место, он позволяет проскользнуть своим истинным чувствам: «Это мировая война, солдаты. Вы и вправду думаете, что мы отправимся на войну против всего света?»

— Чего? — выражение лица низкоранговых офицеров говорит: «Что на него нашло?»

Когда неловкое выражение появляется на лице каждого, Зеттюр хочет сказать им, что он тоже не может поверить в подобное, но это было бы более несуразно. К тому же его опыт и знания приходят к выводу, что показанная юным разумом ужасающая картина будущего должна являться корректным предсказанием.

Да. Зеттюр знает, что над словами этой девочки — которая бы выглядела более естественно весело улыбаясь — смеяться нельзя.

Он слышал об этом офицере, этой…маленькой девочке во время процесса приёма в военную академию. Он чувствовал себя счастливым, наткнувшись на неё в кампусе, но когда решил проверить её в разговоре, результат оказался ящиком Пандоры.

— Простите. Я не могу раскрыть источник, но хочу, чтобы вы учли эту возможность.

—…Это очень крайнее предсказание. Даже радикальное…

Хотя он и отдаёт приказы, он понимает растерянность своих подчинённых куда больше, чем ему бы хотелось. Даже он не учёл возможность того, что целый мир и Рейх ввергнуться в войну, да и чего бы?

До какой крайности можно было бы зайти в рамках здравого смысла? И «радикальное» было в самую точку. Но чем больше он думал об этом, тем ужаснее возможности мелькали в его разуме.

— Что-то подобное этому может никогда и не произойти. Я найду в нём дыру где-нибудь, — думает он.

Но, гипотетически — лишь гипотетически — что если…что если она была права? В таком случае Империи бы пришлось пойти войной против всего света, буквально.

Если это произойдёт, будет неплохой идеей дать ей батальон. Если мы не сможем победить, пока не дойдём до безумия, тогда именно это нам и придётся сделать.

—…Единственное, кем я не хочу быть, когда выросту — это ужасным человеком, — Внезапно осознав свои собственные мысли, Зеттюр в шоке. Послать ребёнка на войну? Это было бы наихудшим позором для солдата. Тем не менее, он полагал такое как данность.

Эх… Я сожалею о том, что настолько некомпетентен.

Позиция высокопоставленного члена генерального штаба в вооружённых силах — позиция специалиста. Но нельзя быть лишь специалистом. Те, кого Генеральный Штаб Имперской армии ищет — военные специалисты, являющиеся одновременно и универсалами с пониманием широкого спектра родственных областей.

Конечно, по крайней мере, ты обязан понимать боевые ситуации, так же как и тыл. По этому причине офицеры на элитной стезе часто сталкиваются с кардинальными переводами.

Майор фон Лерген, размещённый в самом центре этой активности — отделе личного состава в здании Генерального Штаба привык к переводам. В конце концов, с точки зрения его карьеры, какой бы важной ни была роль главы отделения в отделе личного состава, она лишь веха на пути к его следующей позиции.

На заседании приёмной комиссии Имперской военной академии он показал себя приглядывающим за многими отделами, и это было принято благосклонно в здании Генерального Штаба — хотя это была оценка его осведомлённости касательно других отделов как универсала, а не его скептицизма насчёт кандидата, который как раз бы тем, что, как он надеялся, они учтут.

В любом случае, на войне не бывает слишком много умелых универсалов.

На днях его повысили до подполковника. И для подполковника фон Лергена, поднимавшегося в более быстром темпе, нежели обычно, они предложили пост высокопоставленного штабного офицера в оперативном отделе Генерального Штаба.

Хотя его роль не была определена, пост высокопоставленного офицера, на котором он мог бы вовлечься в составление разнообразных важнейших планов, является доказательством высокого мнения армии о нём. И едва доложив, что прибыл на службу, подполковник ощутил бы вкус традиционной эксплуатации.

Оперативный отдел является телом в центре армии внутри Генерального Штаба. Здание Генерального Штаба расположено в тихом живописном месте в имперской столице. Его внешнее спокойствие, подходящее его богатой истории, вводит в заблуждение о его ужасно затхлом интерьере.

— Поздравляю тебя с повышением, полковник фон Лерген. Мы рады, что ты с нами.

— Спасибо вам, генерал фон Рудерсдорф.

— Ладно, мы собираемся загрузить тебя как коня, знаешь ли. Неважно как много у нас людей их никогда не достаточно. Присаживайся.

Поздравления по поводу его прибытия и повышения. Он принял приказы; собрал свои вещи; и со своим портфелем в руке вошёл в оперативный отдел, где встречен лично заместителем начальника отдела, генералом фон Рудердорфом. Несмотря на долгие вереницы тяжёлых рабочих дней, знакомых каждому офицеру Генерального Штаба, генерал энергично усмехается и побуждает его присесть, дабы они не тратили зря время.

В то же мгновение как Лерген садится, Рудерсдорф с головой уходит в подручную тему, словно они и впрямь не могут терять ни секунды.

— Хорошо, полковник. Это внезапно, но я бы хотел, чтобы ты отправился прямо на северный фронт. Вот твои приказы.

Хотя он и знает о репутации генерала насчёт быстрых решений, даже Лерген не ожидает быть отправленным, едва доложив, что прибыл на службу.

— Как ты знаешь, стратегическое замешательство имело серьёзные последствия для того, каким образом там обстоят дела.

Но Лерген тоже носит нашивку штаба. Она — не просто украшение. Он мгновенно адаптирует свой настрой к ситуации и вновь сосредотачивается. Почти сразу же он внимательно прислушивается к своему начальнику, не пропуская ни слова мимо ушей.

— Ну, это неудивительно, учитывая, что мы внезапно проводим полномасштабную мобилизацию для наступления на фронте, где мы не планировали атаковать.

Недооценка ситуации досталась дорогой ценой Имперской армии. Вдобавок к напряжениям на западе, колоссальные неожиданные размещения Великой Армии имели тяжёлые последствия.

Легко представить трудности, с которыми в результате сталкиваются армии на всех ТВД.

Сила стратегии внутренних линий в движении по своей территории, но её нельзя вытянуть без обширной подготовки. Если условия ухудшаются, то хаоса не избежать.

— Нет ничего ужаснее и расточительнее для нации, нежели не выполняющие свои обязанности люди, получающие жалование на постах, для которых они не годятся. Естественно, у нас перетасовка.

В результате большинство членов Генерального Штаба, голосовавшие за один большой рывок, были разжалованы или отстранены. Конечно же, выполнявшие свой долг без грубых ошибок не особо пострадали, но нынешний настрой определённо благоприятствовал продвижения по службе многообещающих талантов

Можно сказать, что сам Лерген, учитывая его быстрое повышение и важный пост в Генеральном Штабе, является одним из тех, кому благоприятствует ситуация.

— Иронично, у нас такая нехватка рук, но она означает, что мы можем дать многообещающему офицеру вроде тебя место, где ты сможешь показать себя во всей красе. Вот почему мы обязываем тебя отправиться на север.

— Значит, мои приказы — получить понимание ситуации?

Учитывая все обстоятельства, причина, по которой член оперативного отдела Генерального Штаба был бы отправлен на север — инспекция. Даже новый штабной офицер мог понять — подобные приказы в данных обстоятельствах значат, что верхи хотят данные для долгосрочного планирования.

И это всё согласно основополагающей стратегии, традиционной подразумеваемой Империей — насчёт преодоления двух фронтов наилучшим возможным образом. То есть один из фронтов обязательно нужно приоритизировать, и верхи, вероятно, хотят информацию, дабы решить, который именно.

— В точку. Западный фронт стабилизировался, но мы всё ещё не хотим сражаться на два фронта слишком долго.

— Значит, нам надо решить, с которым именно разделаться?

— Именно. После того как ты увидишь, что происходит на севере, отправься сделать наблюдения на западе, — кивает генерал, как бы говоря: «Очень хорошо».

Насколько Лерген может судить, его ответ был удовлетворительным: «Есть, сэр. Я немедленно отправлюсь на север».

Штабные высокопоставленные офицеры держат портфель, набитый сменной одеждой, рядом со своим столом, так что они могут быть готовы последовать приказам в любое время.

Лерген учился у старших офицеров, так что когда он принимает свои приказы, то берёт сумку, честно упакованную им согласно традиции, и выходит через дверь оперативного отдела. Конечно, он никогда и подумать не мог, что его приготовления окажутся кстати так скоро.

— Хорошо. Ой, и, полковник. Взгляните-ка на это по пути туда.

— Что это такое?

— Бумаги, переданные Зеттюром. Их стоит почитать.

— Понял. Тогда, с вашего позволения, сэр, я отправляюсь.

Подполковник фон Лерген отправляется прямо отсюда, сев на военную машину к станции. Он садится на направляющийся к северу поезд, отправляющийся вскоре. Он садится в купе первого класса, зарезервированное для высокопоставленных солдат, достаёт бумаги и читает заголовок: «Прогнозы о форме и направлении нынешней войны».

На мгновение он вспоминает учёное лицо заместителя начальника отдела вспомогательных служб, бригадного генерала фон Зеттюра, и заголовок навевает приятные воспоминания о текстах, сопровождающих лекции об истории войны. Привычка Зеттюра глубоко мыслить достаточно знаменита для того, чтобы и Лерген был наслышан о ней.

— Итак, он наверняка делает интригующее замечание, и поэтому генерал фон Рудерсдорф прочитал это и рекомендовал мне, — такова интерпретация Лергена, но по ходу чтения, его глаза тускнеют.

И не только это. Читая дальше, его выражение лица становится растерянным. Это эмоциональное беспокойство от страха и изумления. Он не может совладать с шоком, словно его только что огрели по голове.

— Что…это такое?

— Это?… «Текущая война?» Погодите, возможна ли вообще война такого рода? — шепчет его разум в бездне сомнения.

—…Да, возможна, — приходит ответ от его профессиональной сознательности.

Насколько Лерген знает, Зеттюр не такой офицер, который бы стал бегать вокруг, выкрикивая несусветную чушь. Наоборот, он скорее сдержан. Это обычная точка зрения Генерального Штаба — что реальность должна быть проанализирована и понята. Тот академичный, но при этом реалистичный офицер предупреждал о мире, который, проще говоря, весь охвачен глобальной войной. Вопиюще. Насколько же счастлив он был бы, если б мог просто осмеять это.

Но Лерген, обхватив руками голову, охая ненароком, вынужден признать реальность. Бумаги со стратегией такого рода всегда вызывают жаркие дебаты; как член Генерального Штаба, он был в курсе того, в чём заключается дилемма между внешними линиями и внутренними линиями.

Естественно он понимает, как мировая война возможна, если группам, столкнувшимся со стратегией внутренних линий Империи, предстояло обсуждать, как с ней справиться.

— В таком случае…тут говорится, что нынешняя война неизбежно разовьётся в глобальный конфликт?

Империя будет в осаде. Проблема её нестабильной ситуации в национальной обороне, проистекающая из политических факторов, вызывает непрекращающуюся головную боль у держащих бразды правления. Вот почему они всё ещё озабочены обороной страны, несмотря на наличие военной машины, превосходящей таковые у соседних стран.

Но страны, окружающие Империю, также имеют проблему с безопасностью, имея столько могучего соседа.

Естественно, Империя ожидала, что они воздвигнут единый фронт, применяя осадную стратегию внешних линий с целью разделения сил Империи и перевешивания баланса сил в свою пользу.

Те обвисшие цепи являются самой главной вещью, угрожающей Империи. Дабы сокрушить осаду, медленно душащую её, она обратилась к стратегии внутренних линий.

Она также отсекла свои дипломатические потуги — такие соглашения как союз с Королевством Илдоа и пакт ненападения с Федерацией Руси — уже давным-давно. Обычно в подобной ситуации большинству стран следовало бы быть колеблющимися насчёт переговоров, боясь локального обострения.

Но тот ли это случай? Если бы Альянс Энтент пал, Франкская Республика, с активной зоной конфликта, была бы вынуждена сопротивляться давлению Империи, рассчитывая лишь на себя.

Вопрос, станет ли хитрое Содружество покорно объединяться с Франкской Республикой — ещё один, на который нельзя легко ответить. Чтобы сохранить баланс сил, оно вероятно присоединиться в качестве поддержки, но вполне возможно, что оно решит завалить и Франкскую Республику, и Империю в последний момент.

Как только подобное было для него указано, он уже не мог отрицать возможность, что все остальные угольки вспыхнули в цепной реакции.

Федерация Руси и Франкская Республика — союзники, исторически, но между ними выросла пропасть из-за коммунизма. Империя воспользовалась этой брешью, чтобы подписать пакт о ненападении с Федерацией Руси. С точки зрения Франкской Республики, тот пакт означал, что ей пришлось рассчитывать на Альянс Энтент для сдерживания Империи вторым фронтом.

И вот почему Империя застряла в сражении сразу и с Альянсом Энтент, и с Республикой. А если, обречённо, падение и Республики, и Империи — единственный исход этой войны, который примут другие державы?… Возможно, что единственная вещь, которую они не позволят — страна-гегемон, подавляющая всех остальных.

Со своим знанием и опытом, Лерген может слышать, как отворяются врата мировой войны.

— Это возможно. И тогда, когда мы будем вести войну против всего света… — концепция «тотальной войны» естественно приходит на ум, наряду с чем-то иным — чем-то непостижимым, но хихикающим словно ведьма.

— Тотальная война: когда стране приходится мобилизовать все свои силы ради достижения целей в битве.

Желание опровергнуть бумаги внезапно бьёт в нём ключом, но заключение, сделанное в них, основано на истине.

Природа войны фундаментально изменится; потребление патронов и топлива кардинально возрастёт. Вещи, которые он видел и слышал в здании Генерального Штаба, всё это подтверждали. Это, несомненно, было правдой — особенно учитывая, что Западная группа армий уже далеко превысила запланированное использование оружия и амуниции в схватке лицом к лицу с другой державой.

Поразительное количество боевых потерь? Да, это тоже верно. Я слышал, что скорость призыва уже зашла в тупик. Мы теряем людей настолько больше ожидаемого, что написанный в мирное время план призыва давным-давно провалился.

Нам пришлось бы сражаться в предположении, что мы будем тратить огромные количества вооружения и солдат. Будет безграничное потребление личного состава и трата материальных ресурсов в масштабах, способных уничтожить экономику страны. Да, потребление человеческих жизней. Даже не «жертва», а простое, численное «потребление». Будет ли эта безумная война продолжаться до тех пор, пока та или иная сторона не обрушится под тяжестью бремени?

Он предлагает вид войны, в которой люди и вещи потребляются до тех пор, пока ты не оказываешься полным банкротом, вдобавок к идее, что это имело бы место в глобальном масштабе? Обычно, такое предсказание считалось бы заблуждением.

Если я соглашусь с этим, то нас ждёт ужасающий мир, в котором люди будут числами — расходным материалом. Но этот аргумент имеет много деталей, выглядящих возможными. Всё же, когда я думаю о том, что будет значить принять его…

Нет. Конечно, можно критиковать теории и тотальной, и мировой войн. Но по какой-то причине это всё равно кажется реалистичным. Я хочу отрицать это, но тут скрыто что-то неопровержимое.

Но почему? Почему я не могу отрицать это? У меня такое странное чувство стоит комом в горле.

—…Что это за роковое чувство?

Я должен быть сколь-нибудь знаком и с тотальной, и с мировой войной. Не, никоим образом я не могу быть знаком с ужасными вещами наподобие этих, но я определённо имею какое-то воспоминание о них. Словно я помню о них в каком-то другом смысле.

— Где-то я…нет, я…упускаю что-то из виду? Нет, что-то меня беспокоит.

Видел ли я это на каком-то другом документе? Нет, не то. Я лишь сейчас услышал слова «тотальная война» и «мировая война» впервые. Я только что узнал о них.

Тогда, были ли какие-то похожие концепции? Я не припоминаю ничего подобного. Наиболее сходная вещь была…да, я такое читал в научно-фантастическом романе. Значит, это производное некого опыта, имеющегося у меня? Я едва ли обладаю каким-либо фронтовым опытом, однако…

Я служил в поле до тех пор, пока не стал старшим лейтенантом, и затем я был отправлен в Содружество в качестве военного атташе[✱]младшая дипломатическая должность. Слышал ли я что-либо в Содружестве? Я написал горы отчётов, пребывая там. Я помню их все очень хорошо, но я не могу припомнить какие-либо концепции наподобие этих… Не слишком ли я много думаю об этом? Я уверен, что встречал какой-то фрагмент этого ранее, однако…

Даже посреди войны — нет, именно потому, что сейчас военное время, способный личный состав нужен как воздух. Вот почему деньги вливаются рекой в обучение штабных офицеров. Как одна из студенток, пользующихся таким финансированием, старший лейтенант Таня Дегуршафф отправляется в традиционный штатный поход в качестве части своего военного образования.

Майнен — общеизвестное место отдыха с горячими источниками. Хотя банный район сделал его знаменитым в качестве оздоровительного курорта ещё с древних времён, он расположен рядом с суровым горным регионом, всегда имеющим снежный покров. На одной из ближайших гор, обозревая мирный город как на ладони, Таня находится среди студентов военной академии, собирающихся пройти суровую школу.

Она является единственной женщиной и единственным ребёнком среди всех успешно прошедших через процесс зачисления. Честно говоря, она не чувствует себя таковой субъективно, но как биологический факт, этого нельзя отрицать. Но в далёком от гендерного равенства мире «дамы вперёд», Таня с её внешне девичьей наружностью является, пусть и лишь относительно, блаженной в сравнении с остальными студентами.

Простой пример — когда они проводят ночь в деревне, будучи в походе. Мужчины не только спят в куче, но и вынуждены рыть окопы для того, чтобы было где. Боясь репутации армии, вышестоящий офицер разрешил занять кровать одной лишь Тане. Ей также позволено использовать местные армейские удобства.

По сути, за исключением магических родов войск, армия — мир мужчин. Вообще-то, даже большинство магов — мужчины. Конечно, есть правила и предписания касательно обращения с женщинами-офицерами. И естественно, скрупулёзный устав, ожидаемый от Империи, включает положения о том, как следует обращаться с женщинами-солдатами.

Следует сказать, большинство из немногих женщин-солдат, существовавших до магов, были из имперской семьи. Написанный согласно такой предпосылке, устав представляет имперскую принцессу и её служанок проходящими службу лишь номинально, так он кажется вопиюще отставшим от жизни. Как можно себе представить, правила для магов на линиях фронта, куда членов имперской семьи никогда бы не послали, подверглись пересмотру в недавние годы ради того, чтобы сделать их более практичными в боевых ситуациях. Устав касательно обращения с женщинами-офицерами в тылу, однако, всё ещё читается скорее как старомодное пособие по манерам, поскольку большинство женщин на таких постах были из имперской или других знатных семей.

И поскольку так мало женщин-офицеров проходит в военную академию, для начала, никто не потрудился обновить свод правил военной академии — раздел устава, написанный для женщин имперской семьи, остался целиком нетронут. Даже если оно настолько устарело, что хочется спросить о том, сколько десятилетий или даже веков назад оно было написано, любое правило в Империи, которое не было исправлено или упразднено, является обязательным. Возможно, это можно счесть за побочный эффект бюрократии, но закон в Империи заключается в следовании существующим правилам, даже если они дают привилегии определённым людям. По этой причине они практически развернули красную ковровую дорожку перед Таней в этом походе.

Задача похода проста: тренировка выносливости в суровых условиях, притупляющих способность к мышлению. Таня знает, что большинство операций, проводимых дышащими на ладан штабными офицерами, равносильны Цуджинским ядерным фугасам. Посему для инструкторов не имеет смысла обращаться со старшим лейтенантом Дегуршафф как с женщиной, когда она достаточно сильна и имеет такую уйму боевого опыта. И нет условий в ныне классическом уставе касательно студенток военной академии о том, как обращаться с магическими офицерами. Иными словами, они не могут игнорировать «женщинам-офицерам следует предоставлять соответствующие удобства», но если нет правила, гласящего «магические женщины-офицеры не могут принуждаться к ношению тяжёлых грузов», то они могут нагрузить её так же, как и остальных.

По этой причине, поскольку маги могут использовать поддерживающие формулы, ей было приказано следовать в полном обмундировании с муляжом тяжёлого пулемёта. По сути, попробуй-ка взобраться на гору в стандартной полной экипировке, к тому же с почти пятидесятикилограммовым пулемётом в придачу. Если Таня сдержит порыв заплакать о жестоком обращении с детьми, то проблем с законом тут нет.

Конечно, тут нет прогулочной тропинки — они в местности, где тренируются высокогорные войска. Можно лишь заключить, что разработавший эту систему был садистом. Даже легкоэкипированная высокогорная пехота ворчит об этом идущем в гору участке пути, но студенты вынуждены идти по нему в полной экипировке.

Но телеологически[✱]Телеологический — направленный к определённой цели, целеустремлённый, это не ошибка.

— И всё же, не было ли лучше не доводить личный состав до полного истощения? — не может не думать она.

— Виктор, скажем, враг воздвиг оборонительную огневую позицию на вон том холме. Тебе приказано совершить быстрое наступление на неё с помощью батальона.

Но обучение основательное. Уставших офицеров беспощадно опрашивают о гипотетических боевых приказах.

— Предложи стратегию.

Огневая позиция на том холме? Если бы она была там наверху, мы бы были неспособны пробиться или обойти, не так ли? Нам бы либо пришлось отступить поджав хвост, либо использовать тяжёлую артиллерию, чтобы сравнять её с землёй с расстояния. Либо, быть может, заставить магов ломануться.

— Было бы трудно пробиться. Чтобы быстро двигаться вперёд, я предлагаю обойти вокруг.

Но похоже, невозможность штурма — всё, на что способен измотанный мозг лейтенанта Виктора. Он использует затёртую до дыр стратегию обхода. Ну, правда в том, что с виду на местность мы бы никогда не преуспели…

Следует сказать, я не могу представить обход хоть сколь-нибудь успешнее. Тут немного укрытий, а враг находится на высоте. Прежде чем вы «быстро двинетесь вперёд», вас перебьют как котят.

— Тогда попробуй, если сможешь

— Ась?

— Если ты думаешь что сможешь обойти их на этой обрывистой местности, мне бы хотелось воочию увидеть твои потуги, ушлёпок. Я говорю тебе взглянуть на топографию!

Естественно, разгневанные крики инструктора звучат жёстко, но у Тани нет времени смаковать сладость чужой ошибки.

— Дегуршафф, что бы ты делала?

— Чёрт подери! Ты мне должен, лейтенант Виктор. Если бы ты просто ответил как следует, ни на кого из нас бы не орали, — она хочет уставиться на него, но поскольку это он не в состоянии говорить, гнев падёт на него. Даже если Виктор и бесполезен, он — хороший козёл отпущения. Я должна использовать его в таком ключе, а не разносить в пух и прах. Прямо сейчас я должна поставить в приоритет справиться с этой ситуацией.

— Не имеется ли у нас поддержки тяжёлой артиллерии, сэр?

Важно получить базовую трактовку положения дел. Я не могу представить, что пехотный батальон притащил бы полевую артиллерию в этот горный регион, но если дивизия имеет собственную артиллерию, то мы можем ожидать поддержки. Да и корпусной артиллерии вполне хватит, а знание о том, имеем ли мы поддержку или нет, является решающим…хотя я уверена, он хочет чтобы мы думали о том, что делать, если бы у нас её не было вообще.

Всё же, если я не продемонстрирую, что пытаюсь подтвердить карты у себя на руках, то он наверняка заорёт на меня: «Почему ты не учла артиллерийскую поддержку?!» Я в курсе, но это тупо.

— Скажем, у тебя её нет.

— Моя первая идея — сделать большое отступление и затем маневрировать вокруг вдоль другого хребта.

Тогда это наилучшая вещь, которую мы можем сделать — избежать ненужных потерь. К счастью, в зависимости от хребта, она возможно даже не займёт гораздо больше времени, нежели любая другая тактика. Более важно, нет необходимости запускать бесшабашную атаку. Приказывать атаковать позицию с хорошим сектором обстрела не только безрассудно, но и жестоко.

Могут ли такие типы получить работу в Генеральном Штабе? Всё, что я могу сказать — надеюсь, нет. В любом случае, единственный способ побить огневую мощь плотью — иметь солдат больше, чем пуль у врага…

— А если ты не располагаешь таким количеством времени?

—…Моя вторая идея — использовать тактику боя небольшими подразделениями с помощью магов и пехоты. Маги могут вынести огневую позицию, а пехота может их прикрыть.

Воздушные маги определённо могут захватить позицию. Нам надо быть готовыми к потерям, но это было бы куда лучше, чем прорываться одной пехотой. Я имею в виду, я же воздушный маг. Если спросите меня, что бы я делала, если бы командовала, то не будет беспочвенным для меня иметь магов в своём пехотном батальоне.

Ладно, может мой ответ был немного хитрым, но…

— Хорошо. А теперь, как бы ты захватила позицию, если бы имела лишь пехоту?

— Ась? «Захватить» её одной лишь пехотой, сэр?

…Он что — подловил меня? Прежде чем Таня успевает опомниться, он приказывает ей победить одной лишь пехотой.

— Да. Я дам тебе минуту. Если не хочешь сегодня спать под открытым небом, лучше отвечай быстро.

— Теперь он говорит бессмыслицу. Если бы было возможно захватывать позиции одной лишь пехотой, мы бы не тратили всё это время, беспокоясь о позиционной войне. Ты что — всерьёз говоришь мне взять холм в таких условиях?

Без инженеров? Без магов? Ты что — просто говоришь мне исполнить этот стиль «Три человеко-пули»[✱]Романтическое японское выражение насчёт самопожертвования на войне? Да я и думать о нём не хочу.

— Сэр, я думаю, её захват был бы невозможен.

На секунду, выражения лица всех её одноклассников меняются. Большинство из них обдумывали проблему, и слово «невозможно» — шок. В конце концов, такое слово может ввести инструктора в плохое расположение духа. Это комментарий, который может понизить академическую позицию Тани.

У меня плохое предчувствие. Почему он не мог наехать на капитана Угера или одного из тех парней? Я хочу обхватить голову руками и стонать о своём невезении, но не могу, так как мои руки заняты тяжёлым пулемётом.

— Что? Что ты имеешь в виду?

Словно определённая Империя Солнца[✱]Японская империя с 1868 по 1947 гг., наша армия известна штыковыми атаками, и если вражеский огонь на воспрещение[✱]Ведётся с целью воспретить или ограничить противнику манёвр, проведение работ и нарушить управление. слаб, возможно, с ним чего-то и удастся достичь. Но бросаться на оборонительную позицию Республиканской армии со штыками будет всё равно, что разворошить осиное гнездо. Ночной штурм ещё мыслим, но миссия батальонного масштаба в тёмных горах может закончиться тем, что мы все погибнем. Если мы думаем настолько далеко и всё равно не можем высчитать скромную вероятность успеха, ответом является что это невозможно.

— Что означает быть штабным офицером? Возвращаясь к основам и учитывая мой долг и обязательства, я верю, что захват холма невозможен.

Она убеждается в том, что имеет кое-какие заметки под рукой, чтобы переложить ответственность. Люди учатся на ошибках. Она не собирается повторять ту ошибку, когда сболтнула лишнего бригадному генералу в читальном зале. Она сделает невозможность фактором своего долга, а не нехватки боевого духа.

— Долг члена штаба — следовать наилучшему возможному плану.

Иными словами, согласно Генеральному Штабу, захват той огневой позиции невозможен. Его нельзя сделать. Вот что я говорю — каким бы то ни было образом. Конечно, член штаба обязан думать об операциях, которые закончатся победой. Но есть куча обязательств, которые могут быть использованы в качестве отговорок.

— Но бессмысленное укладывание солдат штабелями в могилу — самая гнусная вещь, которую я могла бы сделать.

Если он крикнет на меня, что мы должны ставить в приоритет победу, а не жизни солдат, то я не знаю что сказать, но я хотя бы сделала всё возможное для избегания видимости того, что у меня нет боевого духа. В училище, нам твердили вновь и вновь — и, по какой-то причине, вновь ещё раз — любить своих солдат.

Загадочным образом, когда я сейчас думаю об этом, мне кажется, словно они акцентировали это больше всего в разговоре со мной. Было бы позором, если это из-за того, что они думали, будто я не понимала, что мы вынуждены обучать своих подчинённых, поскольку не можем их выбирать.

Так или иначе, у меня есть отговорка. Мой мотив достаточно справедлив. Я могу стоять с гордо поднятой головой в этот раз и говорить то, что думаю.

— В свете этого, я бы сказала, что в таком случае следует избегать атаковать холм.

Инструктор бросает на неё свирепый взгляд, пытаясь выяснить, насколько она серьёзна. У меня нет никаких намерений валять дурака. Любой бизнесмен может ответить ему пристальным взглядом при том, как он смотрит. Всё, что нужно — нервы, чтоб не сдать назад под свирепыми взглядами солдат и им подобных.

Иными словами, привыкнуть к этому — половина битвы. Другая половина — иметь сердце, верящее во внутреннюю свободу.

— Хорошо, я это отмечу. Ладно, шагом марш!

Вот как, так он собирается отметить это в итоге. Полагаю, солдаты не любят стиль мышления бизнесменов. Эх, что же мне следует делать? Я хочу верить, что как следует надула его, но у меня чувство, что быть отмеченной — нехороший знак…