Глава 2

1

В тот день я ехал по синкансену[✱]Синкансен — высокоскоростная сеть железных дорог в Японии, предназначенная для перевозки пассажиров между крупными городами страны; поезд, который ездит по данным дорогам; здесь: железная дорога., который вёл в Кобе.

Когда я собирал материал для одного произведения в Йосино и Нара, я внезапно решил поехать в Кобе.

Возможно, в обычное время мне следовало бы поехать по обычной железной дороге, проложенной вокруг Осаки, но я сошёл до Токио и поехал по синкансену. Я хотел как можно скорее прибыть в Кобе. Как будто там у меня была возлюбленная, с которой я давно не мог увидеться.

Была одна причина, по которой я так настойчиво хотел приехать в город под названием Кобе. Я собирал информацию об одной девушке и узнал, что она там живёт. Это было довольно давно, но с тех пор я хотел во что бы то ни стало приехать туда.

Поезд прибыл на станцию «Новый Кобе».

С нетерпением пройдя через турникет, я помчался на такси.

Я заранее позвонил в отель и заказал номер. Это был большой и красивый отель, построенный недавно, рядом с Мерикэн-парком. Но, к сожалению, сам по себе отель меня не слишком интересовал. Меня радовало, что рядом был порт. Из окна можно было увидеть море.

В Кобе, который я наблюдал из окна такси, уже исчезли следы большого землетрясения в Хансин[✱]Хансин — города Киото, Осака, Кобе [и Нагоя].. Завалившаяся набок высокоскоростная дорога в Хансин — своеобразный местный символ — тоже была восстановлена и открыта как раз накануне. И всё же водитель такси рассказал, что в пригороде осталось ещё много разрушенных зданий.

Большое землетрясение. Меня охватило странное чувство. Похоже, девушка, которой я интересовался, имела непосредственное отношение к разрушившему Столицу землетрясению (которое могло показаться обычным стихийным бедствием). И удивительным образом именно землетрясение принесло разрушительный ущерб краю, который в Японии запомнился ей больше всего. Конечно, это было не более чем случайное землетрясение, но оно казалось предопределённым.

Такси поехало вдоль квартала старых домов.

Здесь. Здесь некогда жила та девушка. Справа виднелась каменная наружная стена здания осакской Mitsui O.S.K. Lines[✱]Японская транспортная компания, в основном занимающаяся морскими грузовыми перевозками. (филиала в Кобе). Увы, девушка не видела его законченным. Когда строительство здания в 11 году Тайсё завершилось, её уже не было в этом городе.

Когда мы прибыли в отель, солнце совсем село.

Бросив вещи в номере, я тут же поспешил в бар на последнем этаже. Я сел на место у окна, и моему зрению открылся вечерний вид.

— Я в Кобе.

Различными огнями загорелся сперва порт, затем город. Интересно, когда здесь жила та девушка, этот вид был таким же красивым?

Дело было около восьмидесяти лет назад.

В 8 году Тайсё (1919) она — Ли Коран — впервые ступила на землю Кобе.

2

Ли Коран родилась в Пекине 3 марта 1906 года (в Китае используют старый[✱]В Китае григорианский календарь называют «стандартным», «западным» или «солнечным». После введения его называли также новым, соответственно лунный календарь — старым. календарь, но мы, чтобы избежать беспорядка, будем использовать новый).

В Китае всё ещё правила династия Цин (Маньчжурская).

Отец, Ли Цэсин, занимался внешней торговлей. Коран была третьим ребёнком у него и матери, Коэн. Ёран, Хоран и Коран — все трое были девочками, и Коран была младшей дочерью.

Семья Ли была довольно богата. В то время тенденция взрывного роста экономики наблюдалась во всём мире, и Китай династии Цин не был исключением. Поскольку экономика Китая входила в мировую, внешняя торговля стала процветать, пути коммуникации налаживались с поразительной мощью. В 1890 году протяжённость сети железных дорог составляла 220 км, объём перевозок по внутренним прибрежным водам равнялся 9 480 000 тоннам, а в 1910 эти показатели увеличились до 8233 км и 31 730 000 тонн. На самом деле протяжённость железной дороги увеличилась в 317 раз, а перевозки на пароходах — в три раза. Государственная внешняя торговля росла с той же скоростью, с какой налаживался капитал фирм. Ли Цэсин, будучи торговцем, удачно воспользовался этой тенденцией времени.

Когда родилась Коран, семья Ли уже построила особняк в пригороде Пекина и жила там, наняв множество слуг.

Цэсин был ужасно любопытен и страшно любил всё новое. По работе он много общался с иностранцами, получал от них механизмы, которые в Китае были ещё в диковинку, и не мог успокоиться до тех пор, пока не разбирал их на части. И в такие моменты за ним со стороны наблюдала маленькая Коран.

Цэсина нельзя было даже из лести назвать умельцем, и бывало, что после разбора он собирал механизмы заново, но те не работали.

В тот день было так же.

Было здорово получить от английского клиента карманные часы, но по привычке Цэсин нечаянно разобрал их, а обратно собрать не смог. Сделка ещё не была завершена, и при следующей встрече клиент наверняка собирался спросить про часы. Было бы слишком неприлично признаться, что они сломались.

Растерянного Цэсина выручила Коран, которой только-только исполнилось четыре года.

В тот раз она снова внимательно смотрела, как отец разбирает часы. Когда Цэсин погрузился в мысли о том, что не сможет вернуть им прежний вид, со стороны потянулись маленькие ручки.

«Что?..»

На глазах поражённого Цэсина Коран разобрала карманные часы и собрала их обратно. Заодно она приладила и все детали, которые Цэсин забыл вставить.

Тик-так, тик-так, тик-так…

Стоило завести часы, как они заработали, издавая точно такие же звуки, что и раньше.

Цэсин в изумлении смотрел на лицо Коран, которая, широко улыбаясь, держала часы. Эта девочка — гений, понял он.

С тех пор он, получая и покупая механизмы, давал их Коран. Та разбирала их прямо на месте. Но уже через час они возвращались в прежнее состояние. Коран имела дело с разнообразными машинами: часами, граммофонами, кинопроекторами, камерами, а затем и маленькими паровыми двигателями. За это время она научилась и ремонтировать сломанные механизмы. Имя гениальной девочки передавалось из уст в уста и распространилось настолько широко, что в дом Ли стали привозить множество сломанных машин.

Семья смотрела на поведение Цэсина и Коран с неприятным изумлением, но тех это ничуть не волновало.

Постепенно Цэсин стал подумывать отправить Коран, когда той исполнится десять, на учёбу в Америку. Сам он родился в семье бедных крестьян и не ходил в школу, поэтому хотел обеспечить достойное воспитание своим дочерям. Двум старшим он нанял репетиторов. Но взращивать талант Коран в нынешнем Китае Цэсин считал бесполезным. В Китае, где устоялись традиционные обычаи, для девушки было практически невозможно пойти по стезе механика. За этим определённо стоило ехать за рубеж, в Америку, где права женщин сравнительно установились.

Не то чтобы Цэсин не сопротивлялся идее отправить любимую дочь из родного дома за границу, но при взгляде на лицо Коран, когда та осматривала машины, он прогонял сентиментальность. Коран была от всей души счастлива, рассматривая механизмы.

Возможно, если бы так продолжалось и дальше, Коран получила бы в Америке образование механика и воспитание благородной дамы и пошла бы по жизни как преподаватель в университете. Но в конечном счёте Коран за всю жизнь так и не посетила такое место, как школа.

Пугающая судьба, неожиданно постигшая семью, навсегда лишила Коран возможности пойти в школу.

Вспыхнула Синьхайская революция[✱]Буржуазная революция 1911-1913 гг. в Китае, приведшая к свержению маньчжурской династии Цин и провозглашению Китайской республики; началась в год «синьхай» (год Металлической Свиньи) по старому кит. календарю — отсюда и название..

3

Зимы на северо-востоке Китая (в Маньчжурии) были крайне суровыми.

Даже в городе Дайрене на южной оконечности Ляодунского полуострова, который считался сравнительно тёплым местом, с декабря до первой декады марта работать на улице становилось практически невозможно.

То был день вот такой холодной зимы.

На дальней стороне крестьянского двора в окрестностях Дайрена маленькая девочка отчаянно черпала воду из колодца.

Ей лишь только что перевалило за десять лет. Её большие глаза лучились чистотой, но иногда щурились так, будто пытались лучше всё рассмотреть. У неё было явно плохое зрение, однако очков она не носила.

Несмотря на жуткий мороз, у девочки не было рукавиц. Неужели в кухонной работе они были бы так уж бесполезны? Время от времени она потирала руки, отчаянно пытаясь согреть их. Но тут, словно в насмешку над этими усилиями, поднялся сильный ветер.

Фью-ю-ю-ю-ю…

Девочка сжалась.

Мытьё и чистка в зимнюю пору, когда в домах, в отличие от современности, не было ни водяного отопления, ни водопроводов, были самой трудной работой.

Но по лицу девочки, на удивление, не было видно, что ей тяжело. Она улыбалась.

Кадка с водой наконец наполнилась, и девочка начала подтягивать её вверх.

— Коран! — донёсся из дома зов.

— Да! — торопливо откликнулась девочка и ускорила шаг.

Да, эта девочка была Коран.

10 октября 1911 года.

На востоке провинции Хубэй, что стоит на середине реки Янцзы, в городе Учан[✱]Ныне вместе с Ханьян и Ханькоу составляет современный Ухань; центр провинции Хубэй. три тысячи кавалеристов подняли мятеж с целью свергнуть династию Цин. По этой причине вооружённое восстание военной группировки революционеров быстро, как пожар в степи, охватило всю страну.

По 60-летнему циклу китайского календаря 1911 год приходился на год Металлической свиньи — «синьхай». Поэтому эту революцию назвали Синьхайской.

Вспышка революции не была для Китая непредвиденной. Династия Цин ослабевала. Процесс модернизации замедлился, необоснованным требованиям великих держав Европы и Америки не было конца. Японо-китайская война, Ихэтуаньское восстание[✱]Восстание ихэтуаней (буквально — «отряды гармонии и справедливости») против иностранного вмешательства в экономику, внутреннюю политику и религиозную жизнь Китая в 1898-1901 гг. — от одних только репараций экономика Цин шла крахом, не говоря уже о чиновниках, которые все поголовно были коррумпированными.

Восстание тех, кто всей душой тревожился за страну, было поистине неизбежно. Это был вопрос времени.

1 января 1912 года.

В старом городе области Цзяннань, Нанкине, была провозглашена Китайская Республика. Революционная политическая власть, которая установила республиканский строй, стремилась создать государство китайского народа, освободив Китай от правления маньчжурской династии-завоевателя Цин. На должность временного президента от этой временной власти вступил Сунь Ятсен, который руководил революцией с её ранних времён, после её вспышки срочно вернувшись из Америки на родину.

На тот момент среди всех двадцати четырёх провинций страны в пятнадцати из них развевалось знамя восстания против династии Цин, чьё сопротивление теперь очевидно казалось бесполезным. Император Сюаньтун[✱]Айсиньгёро Пуи., которому было лишь шесть лет, отрёкся от престола, и на этом дни династии Цин должны были закончиться.

Но в этот момент маньчжурская знать решила оказать сопротивление. Из северо-восточных областей и окрестностей Пекина она собрала отряд из 30 000 солдат и отправила его во главе с некогда исполнявшим обязанности члена Великого Совета, а в настоящее время вынужденным уйти на покой генералом Юань Шикаем. Приказ, который тот тогда получил, был слишком сумасбродным: как можно быстрее захватить Нанкин.

Юань Шикай, изначально цивилизованный военный политик, продвигавший и политику модернизации Бэйянского правительства, хорошо видел тенденции времени.

— Захватить Пекин!

С поразительной скоростью вернувшаяся назад армия Юань Шикая 15 января вторглась в Пекин.

Между ней и остатками армии Цин открылось сражение, и пожар войны охватил окрестности Пекина.

— Бежим! Бежим, Коран!

Коран поражённо смотрела на родной дом, объятый огнём. Она не слышала даже криков Цэсина.

В тот день налёт армии Юань Шикая оказался поистине внезапным, и у местных жителей не было времени даже сбежать от опасности.

Бах! Бах! Ба-бах!

Там-сям раздавались звуки выстрелов.

К несчастью, дом семьи Ли оказался в самом центре поля битвы.

— Батюшка?! Матушка?! — громко позвала родителей наконец очнувшаяся Коран.

— Коран! — послышался сквозь дым голос матери. Но в следующий миг…

Ба-баааааааааах!

— А-а-а-а-а! — раздался вместе с выстрелом мамин вскрик.

— Матушка?!

После этого какое-то время было слышно только, как пылает огонь:

Хлоп-хлоп… фуп! Луп-луп-луп…

Поражённая Коран замерла на месте. Она была в таком смятении, что забыла даже заплакать.

— А… а…

Нигде не было видно ни слуг, ни сестёр. И отца не было. Горело только ярко-красное пламя.

Вдалеке ещё грохотали выстрелы и взрывы.

— А… — тут взгляд Коран поймал в пламени человеческий силуэт. Эта фигура была хорошо ей знакома.

— Батюшка!

Это был Цэсин. Ковыляя, он шёл в сторону Коран.

Не выдержав, Коран побежала к нему. И оказалась в объятиях Цэсина. Тот крепко обнял Коран руками за плечи.

«Слава богу…»

Сердце Коран окутало успокоение.

Но это успокоение сильно пошатнулось, когда она снова посмотрела на отца. Со лба Цэсина ручьями текла кровь.

— Батюшка?..

Цэсин ласково посмотрел на Коран.

— Коран, послушай внимательно, что я сейчас скажу.

— Э-э?

— Будь сильной девочкой. Никогда не падай духом. Улыбайся, что бы ни случилось.

— Батюшка?..

— Уж ты-то справишься… Коран…

Плюх…

Тело Цэсина начало клониться вперёд и вскоре упало. В его спине застряли бесчисленные осколки стекла. Был там и след от пули, но Коран этого не знала.

— Батюшка! Батюшка!

Цэсин протянул Коран часы, лежавшие в нагрудном кармане. Это были те самые карманные часы, которые открыли ему талант Коран.

Как только часы легли в маленькие ручки Коран, Цэсин слабо улыбнулся:

— …Коран… Иди. Выживи… Коран… — с прерывающимся дыханием Цэсин продолжал говорить.

Коран не сдвинулась с места. Вцепившись в отца, она всё плакала и плакала. Даже после того, как тот навеки замолчал…

Битва становилась всё жарче. В Коран, стоявшую прямо в центре, чудом не попали летевшие мимо пули. Одна из них летела прямо в Коран, но та каким-то образом не заработала ни царапины. Однако Коран этого не осознавала.

Через некоторое время бой подошёл к концу.

Коран выжила.

Из-за мятежа Юань Шикая династия Цин погибла.

Юань Шикай провозгласил в Пекине временное правительство. Это означало прямое противостояние с правительством Сунь Ятсена в Нанкине.

Началась гражданская война.

Военные, размещённые в областях, где ослаб контроль центра, самовольно объединились в отряды и начали захватывать управление окрестными территориями. Так называемые военные клики время от времени поддерживали правительство то Пекина, то Нанкина.

Общественное спокойствие было нарушено, появилось много беженцев, некоторые из дезертировавших солдат и людей, преследуемых пламенем войны, опустились до воровства и разбоя.

Япония и великие державы Европы и Америки, дабы соблюсти собственные интересы, планировали всяческие уловки, но даже это не позволило удержать под контролем много людей.

Внутри китайского государства творился хаос.

Сбежавшая из Пекина Коран вместе с многочисленными беженцами направилась на восток.

Из портового города Тяньцзинь они на корабле добрались до Ляодунского полуострова. Коран тоже была с ними. Во время этого побега пищи у них почти не было.

Коран больше не плакала. Она спокойно сидела на корточках на дне судна, молча сжав кулаки. В одном кулаке были зажаты карманные часы.

«Батюшка…»

Только это и поддерживало душу Коран.

По прибытии в Дайрен на Ляодунском полуострове беженцев ссадили с корабля. Идти было не к кому. Казалось, ещё маленькой Коран ничего не оставалось, кроме как умереть.

«Больше… не могу…»

Она не знала, как далеко отошла от порта. Её тело уже перестало чувствовать холод.

Плюх…

Коран рухнула на землю.

«Я… умру…» — смутно пронеслась мысль. Девочка медленно раскрыла кулаки, которые до сих пор постоянно держала сжатыми.

Там были карманные часы.

«…»

На глаза слегка навернулись слёзы. В этот миг Коран вспомнились последние слова Цэсина:

«Будь сильной девочкой. Никогда не падай духом. Улыбайся, что бы ни случилось.»

Коран отчаянно выдавила улыбку. Что ещё она теперь могла сделать? Она хотела сдержать хотя бы одно обещание, данное отцу.

«Прости… батюшка…»

Однако Коран не умерла.

Словно в награду Коран за то, что она, находясь на самом дне, попыталась выполнить просьбу отца, её посетила удача. Коран упала перед крестьянским домом, его жители выбежали на шум с улицы, внесли девочку внутрь и оказали ей помощь.

И Коран приютили в этом доме.

Коран, будучи младшей дочерью зажиточного торговца, ни в чём не испытывала нужды, а с этого дня её как приёмного ребёнка крестьян стали вынуждать вести почти такую же жизнь, какую вели слуги.

4

Утро в крестьянском доме начиналось рано.

Поднимались до восхода солнца. И сразу же начинали работать.

В те времена электрический свет ещё не стал обыденностью, и лампы хоть и были распространены, но не могли гореть долго, поэтому в основе быта лежали восход и заход солнца.

Долгая зима закончилась, и, когда вскоре весеннее тепло накрыло землю, начался новый год для крестьян.

Вот-вот должен был наступить март 1919 года. Прошло уже семь лет с тех пор, как Коран подобрала крестьянская семья Чжао из пригорода Дайрена (отмечается, что маньчжуры помимо фамилии носили название национальности. Поэтому, предположительно, семья Чжао принадлежала к чахарам[✱]Чахары — монголоязычный народ, территория которого в настоящее время входит в китайские провинции Шаньси и Хэбэй.).

Коран полностью влилась в крестьянскую жизнь.

Если описывать вкратце, дни Коран проходили так. Утром она вставала с восходом солнца и приносила семье воду из колодца. После приготовлений к завтраку все садились есть. Затем она прибиралась и вслед за семьёй выходила на поле. И трудилась там до полудня. В полдень Коран делала небольшой перерыв на час и работала в поле почти до самого заката. Возвратившись чуть раньше, она готовила ужин, после чего заканчивала уборку и ложилась спать. Ела она два раза в день, спала восемь часов.

На самом деле для тринадцатилетней девочки вроде Коран это были невероятно суровые дни. Возможно, её спасало то, что она почти всегда могла достаточно долго спать.

Правда, Коран тратила время сна на кое-что другое.

Ночью, когда вся семья погружалась в сон, она тайком выбиралась из дома и шла в амбар. Там она наполняла лампу рапсовым маслом, отжатым во время дневного перерыва, зажигала её и занималась своим любимым делом: возилась с механизмами.

Почти во всех случаях объектом её забавы становились карманные часы — память об отце. Ей не надоедало разбирать их и собирать обратно. Она проделывала это уже тысячи раз. Благодаря этому в голове Коран в совершенстве отложилось устройство часов. При наличии рабочих инструментов она даже могла бы уверенно сделать такой же механизм. Но сейчас этих инструментов было очень мало. Инструменты Коран делала сама. Под них она приспосабливала ломанные сельскохозяйственные орудия, деревянные и железные обломки, которые настойчиво подтачивала. Так она сконструировала и тонкую отвёртку, которую использовала при работе с часами. В этом она достигла удивительной точности.

— Ага… — удовлетворённо улыбнулась Коран в тот день, снова благополучно закончив собирать часы. Это время было для неё самым счастливым за день. Копаясь в механизмах, она могла забыть о тяготах дневной работы.

Положение затрудняло то, что от работы в темноте зрение Коран стало совсем плохим. Это во многом мешало ей работать, и она хотела себе очки, но не могла позволить своей семье такое приобретение. Средств на это у них, конечно, было достаточно, но она не могла заговорить о причине, только и всего.

— Так…

Рапсового масла оставалось немного. Нужно было собираться идти спать, иначе семья могла заметить её отсутствие.

Тук… ту-тук…

Дверь сарая заскрипела, и Коран испуганно посмотрела в её сторону.

Кто-то из домашних её нашёл.

Лицо Коран приняло встревоженное выражение.

«Это плохо…»

Люди в семье знали об играх Коран с механизмами. Почти никого из них это не интересовало, только мачеха Сяомин относилась к этому неприязненно. Впервые застукав Коран за этим занятием, она не только жестоко её отругала, но и побила.

— Ты чем это занимаешься, негодница! У такой дармоедки, как ты, нет свободы в этом доме!

— Простите.

— Что мне твоё «простите», дурёха! Поди прочь!

— Извините, простите меня.

— Живо иди отсюда!

Тогда вмешался её муж Госюань, и Коран не пришлось никуда уходить.

Во второй раз с Коран поступили ещё более жестоко. Неожиданно у неё забрали карманные часы и побили их о камень во дворе.

Сяомин знала, что для Коран эти часы были единственной памятью об отце. Тем не менее, пощады она не проявила. Правда, Коран несколько дней тщательно собирала детали и сумела полностью восстановить часы. Только стекло, покрывавшее циферблат, разбилось вдребезги и никуда не годилось. С тех пор циферблат на часах Коран остался незастекленным.

Похоже, неприязнь Сяомин к увлечению Коран была неискоренима. Сяомин не понимала, что та делает, и считала её слишком наглой для приёмного ребёнка. Со временем её ненависть усилилась, и она начала верить, что Коран может заниматься этим ночью, поскольку отлынивает днём на поле. Существовала ещё одна причина, по которой Сяомин плохо обращалась с Коран. Клан Чжао состоял из маньчжуров. Коран же была из ханьцев. После падения династии Цин маньчжуры в разных областях империи подверглись гнёту ханьцев. Это распространилось и на северо-восточные регионы, которые были жизненным пространством маньчжуров. Как маньчжурка, Сяомин вымещала на Коран свой гнев на ханьцев и тем самым, видимо, квиталась с ними.

Тук-тук…

Если Сяомин нашла её, ей наверняка вновь несдобровать.

— …

Коран напряглась.

— Коран, — послышался неожиданно голос молодой девушки.

— Цинмэй?!

Это была Цинмэй — жена Гоина, родного сына Сяомин. Шестнадцати лет от роду, она была на три года старше Коран.

Семья Чжао была одной из тех больших семей, какие обычно бывают в деревнях. Во главе стояли Госюань и его жена Сяомин. У них было два сына: старший, Гоцзя, и младший, Гоин. У Гоцзя и его жены было трое детей, и они жили вместе со всеми. Жена Гоина, Цинмэй, пока не родила детей. Вместе с Коран они были большой семьёй в десять человек.

У маньчжуров есть пословица, которая означает: «Хороша та жена, которую много били, вкусна та лапша, которую долго замешивали». И, в соответствии с этой пословицей, в семье мужа жену, чтобы закалить её, много били свёкор, свекровь и вдобавок сам муж.

В случае семьи Чжао у мужчин был сравнительно умеренный характер, но Сяомин часто била Цинмэй вместо них. Той оставалось только сносить побои.

Жену старшего брата, Хуэйфан, Сяомин почти ни разу не била. Разница была в том, что Хуэйфан рожала мальчиков. В Маньчжурии жена, впервые родив сына, исполняла возложенную на неё обязанность и наконец-то могла получить статус в семье.

Коран и Цинмэй обе находились под притеснением Сяомин и поэтому хорошо ладили.

Увидев фигуру Цинмэй, Коран облегчённо выдохнула.

— Хорошо, что это ты. Если бы это была мачеха, меня бы сейчас уже били.

— Ты каждый божий день этим занимаешься. Не боишься мачехи?

— Боюсь… Но я не знаю, ради чего мне жить без этого. Найдёт так найдёт! — весело ответила Коран и улыбнулась Цинмэй.

— Я не такая сильная, как ты, Коран…

Между ними сложилось так, что старшую Цинмэй, когда та расстраивалась, всегда утешала Коран.

— Мне нет места в этом доме… — прошептала Цинмэй.

— Да ладно тебе. Ты же супруга господина Гоина. Будь честнее.

— Но…

— Никаких «но»! Удачи нам. Ага?

Коран с улыбкой посмотрела на Цинмэй. Та кивнула с видом, словно эта улыбка наконец спасла её.

«На самом деле это мне нет места в этом доме…» — подумала Коран, возвращаясь в дом вместе с Цинмэй, но ни за что не произнесла этого вслух.

5

3 марта Коран исполнилось тринадцать.

В честь её дня рождения не устраивалось никакого праздника, но вместо этого Коран освобождали от работы и давали денег, так что она могла сходить куда-нибудь.

«Давно у меня не было выходного…»

Коран с нетерпением ждала этот свободный день.

Она очень хотела сходить в одно место, про которое узнала зимой из слухов в округе.

Пригород Дайрена находился в двух часах ходьбы от деревни, где жила Коран. И, конечно, Коран отправилась туда.

— Ва-а!..

Перед ней расстилался бесконечный простор равнины, над подготовкой которой тщательно поработали, и на поверхности не лежало ни одного камня. К тому же через всю равнину тянулась прямая белая линия.

Взлётно-посадочная полоса. Без сомнения, это была именно она.

А в конце этой взлётно-посадочной полосы стояло то, что Коран так жаждала увидеть.

— Вот он! — невольно вскричала Коран.

С маленьким пропеллером и двумя крыльями — да, это был биплан.

— Это же машина, летающая в небе! Самолёт!

То, что она столько раз рисовала в мыслях, теперь предстало её глазам.

Но потрогать это она не могла. Вокруг аэродрома стояла прочная изгородь, и посторонние не могли туда проникнуть.

Однако Коран было достаточно просто посмотреть.

Здесь следует немного рассказать о ситуации с самолётами того времени.

17 декабря 1903 года самолёт «Wright Flyer», сконструированный братьями Райт из Америки, впервые в истории совершил успешный полёт, которым можно было управлять в воздухе.

Казалось бы, благодаря этому успеху авиационная индустрия должна была совершить значительный скачок в развитии…

Но дорогу ей преградил сильный конкурент: дирижабли с паровыми двигателями.

Немецкий граф Фердинанд фон Цеппелин, участвуя в американской гражданской войне на стороне Севера, отправился к месту сражений на своём разведывательном воздушном шаре.

И он с высоты птичьего полёта наблюдал, как армия Севера, попавшая в тяжёлое положение, восставала с новыми силами в человекоподобных паровых роботах.

После войны он наблюдал за развитием человекоподобных паровых роботов — в частности, того маленького, но мощного двигателя.

Он размышлял над производством дирижаблей. И подумал, что при развитии парового двигателя, использованного в роботах, можно создать эффективный воздушный транспорт, если погрузить паровые машины с относительно большой выходной мощностью на дирижабль.

Объединившись с крупнейшим производителем человекоподобных паровых роботов, компанией «Моторола», граф Цеппелин в 1898 году учредил в Германии завод по производству дирижаблей. Общая длина созданного вскоре цеппелина L1 составляла 250 метров, вместительность — 150 пассажиров, скорость — более 300 км/ч, и это был эпохальный воздушный транспорт. Поначалу использовался водород, но из-за большой взрывоопасности его заменили гелием, который был легче и намного безопаснее. Паровые машины, погруженные на дирижабль, помимо движущей силы уже могли распределять ещё и выталкивающую.

Появление дешёвых, способных перевозить большие грузы, к тому же ещё и быстрых дирижаблей радостно встретили во всём мире. Инвесторы единодушно начали вкладываться в дирижабли, и повсюду стали создаваться линии воздушного сообщения.

Говорят, из-за этого развитие самолётов замедлилось на десять лет.

Ценность самолётов постепенно признали в военной сфере. С их лёгкостью, скоростью и маневренностью самолёты начали развиваться в качестве оружия. Через некоторое время каждая страна стала ожесточённо сражаться за развитие новых военных самолётов.

Дайренский аэродром, куда пришла Коран, был полигоном для испытаний японской армии и флота. После русско-японской войны Ляодунский полуостров стал японским арендным участком.

Вш-ш-ш-ш…

— Ура-а! Ура-а! Ур-ра-а! — радостно закричала Коран и заскакала на месте, когда самолёт взлетел. Она была полностью им очарована.

Она даже вспомнила, что любила играть с механизмами именно потому, что хотела сегодня прийти и увидеть этот самолёт.

«Я хочу попробовать сделать его! Хочу попробовать создать самолёт!»

В результате Коран до вечера простояла там, вцепившись в изгородь.

Шу-у-у-ух…

Биплан постепенно начал опускаться. Привычно приземлившись, он встал на взлётно-посадочную полосу.

Напротив места, где стояла Коран, располагалось большое здание. Это был ангар. Но вместо того чтобы покатиться туда, самолёт почему-то двинулся в противоположную сторону, к Коран.

— Э-э?!

Самолёт остановился перед удивлённой Коран. С места для пилота соскочил мужчина в обмундировании лётчика и подошёл к ней.

— А-а-а… Э-э…

Коран с трепетом ждала этого момента.

Вскоре мужчина остановился и снял с лица лётные очки.

«!..»

Он был молод — где-то чуть больше двадцати лет от роду. Его улыбка лучилась добротой.

— Тебе нравятся самолёты? — спросил он по-китайски на свободном пекинском диалекте.

— Д-да.

— Я видел с неба, как ты одна там радовалась.

— Ч-что-о-о?! — Коран в мгновение ока покраснела.

Молодой человек тихо усмехнулся, неожиданно вытянул руки и подхватил Коран.

— А-а-а!

И Коран оказалась по ту сторону изгороди.

— Э-э? Что?!

Ничего не понимающая Коран замерла на месте, а молодой человек широко улыбнулся ей.

— Я никому не скажу.

Его взгляд говорил: «Можешь потрогать самолёт».

— Ура-а-а!

Коран, едва не спотыкаясь от радости, подбежала к самолёту — как будто к птице, которая, только отпустишь её, вмиг улетит.

Она заглянула в кокпит.

— Ух ты-ы! — Коран потрогала крылья.

— Ува-а-а! — склонившись над пропеллером и его механизмом, она пристально всмотрелась в них.

— Ух ты-ы!

Всё беспрестанно её удивляло.

«Вот бы их разобрать…»

Она даже в глубине души не могла и подумать, что всё так сложится, не то что говорить об этом вслух.

Подошли несколько мужчин, похожих на механиков, и Коран вылезла из фюзеляжа. Ей было очень жаль, но делать было нечего.

— Спасибо вам.

— Ты довольно внимательно смотрела. У тебя хороший взгляд.

— Я люблю самолёты. Когда-нибудь я хочу создать такой же самолёт.

— Самолёт?.. — лицо молодого человека посерьёзнело, и он пристально посмотрел на Коран. И, видимо, заметил непоколебимую решимость в её глазах.

— Давай постараемся. Вместе.

— Э?! А, да! …простите, а вы военный?

— Да, я младший лейтенант морских войск. Наконец-то смог получить пилотские права. Самолёты были моей мечтой.

— …

До сих пор для Коран военные были только теми, кто вызывал в памяти болезненные воспоминания. Но в этот день она смогла взглянуть на них немного по-другому.

«И среди военных бывают хорошие люди…»

Вокруг уже порядочно стемнело. Солнце почти село.

— Уже поздно. Возвращайся домой.

— А, хорошо.

Собравшись поблагодарить и уйти, Коран напоследок ещё раз оглянулась в сторону молодого человека.

— Эм… А завтра вы тоже полетите?

— М? Ну да. Завтра у нас соревнуются самолёты, которые летают на большие расстояния. До Японии, может… и не получится долететь, но на восток полетим.

— На восток…

Семья Чжао, что приютила Коран, жила на востоке отсюда. Девочке внезапно подумалось, что, возможно, завтра она сможет увидеть в небе самолёт.

Кое-кто наблюдал, как Коран нетвёрдой походкой покидала взлётно-посадочную полосу. Это была девушка.

Длинноволосая девушка в военной форме. Красавица. Да, это была…

— Хей, мисс Аямэ! — заговорил с ней показавшийся сзади мужчина — очевидно, английский джентльмен. Девушка — Аямэ — повернулась к нему, однако тут же вернула взор в сторону Коран.

— What? [✱]Что? (англ.)

Не обращая внимания на джентльмена, который невольно втянул голову в плечи, Аямэ продолжала наблюдать за Коран.

— Неужели… эта девочка…

Аямэ отправилась вслед за Коран.

6

Порой после веселья приходят не самые желанные времена.

«Потерялась я…» — подумала Коран, идя по тёмной ночной дороге, которую освещали только луна и звёзды.

Хотя ей и разрешили отдохнуть, сколько она пожелает, но за такое сильное опоздание наказания было не избежать.

При воспоминании об истеричном лице Сяомин Коран стало чуть тяжелее идти.

«Ну, что ж поделать. Было ведь весело».

Вспомнив, что сегодня произошло, Коран невольно расплылась в улыбке. Летающий самолёт. Она видела самолёт вблизи. И того молодого лейтенанта морских войск…

«Когда-нибудь я хочу создать такой же самолёт», — неожиданно вспомнила она свои слова, сказанные тому молодому человеку. Это казалось поистине неосуществимой мечтой.

«Сейчас у меня ничего не выйдет. Сейчас не выйдет…»

Пока она живёт у Чжао, претворить мечту в жизнь не получится. Бесспорно, она до конца своих дней будет слыть дочерью крестьян.

Но тринадцатилетняя Коран ещё не могла размышлять о том, покинуть ли ей дом Чжао. Не сказать, чтобы ей было там уютно, но семья Чжао, как-никак, растила её в течение семи лет. Да и ей всё равно было бы некуда идти, покинь она дом Чжао.

«Но… но я всё-таки хочу создать самолёт.»

Это был первый раз, когда Коран всерьёз представила своё будущее — настолько она до сих пор всеми силами старалась не задумываться о жизни. Но с сегодняшнего дня всё будет иначе.

«Я всё же скажу. И пусть на меня злятся. Я должна сказать им, что я хочу сделать.»

Коран решительно собиралась поговорить с Госюанем и Сяомин о своём будущем. Пожалуй, Госюань не встретит её угрюмым молчанием. Возможно, даже позволит поступить по-своему. Но Коран была готова к тому, что Сяомин станет клясть её на чём свет стоит и явно будет беспощадно бранить: «Неблагодарная! Недаром девчонка из ханьцев!».

— Уф…

Она привыкла к тому, что её бранили, но это было неприятно. На протяжении долгого времени с ней обращались всё хуже и хуже; подумав теперь об этом, Коран вздохнула.

«Всё-таки не место мне в этом доме… Как бы я ни старалась, для них я всегда буду посторонней», — мелькнула в голове Коран хладнокровная мысль. Но ведь была ещё Цинмэй. Цинмэй и Гоин сошлись не по любви. В то время девушка не могла отказаться от брака, предложенного родителями. Коран чувствовала что-то вроде родственности душ с Цинмэй.

«Если поговорить о будущем с Цинмэй, будет ли она против?..»

Коран хорошо понимала, что в этом доме она была опорой для Цинмэй. Та, скорее всего, воспротивится. Скажет: «Ты что, меня бросаешь?».

«Будущее полно трудностей…»

За такими размышлениями двухчасовой путь пролетел незаметно.

Однако, когда Коран подошла к окрестностям деревни, её охватили сомнения. В деревне было на удивление светло.

«Что-о?»

Шу-у-у…

Там-сям, распространяя шум в атмосфере, раздавалось ржание лошадей. Светло же было из-за факелов.

— Хунхузы[✱]Члены организованных банд, действовавших в Северо-Восточном Китае (Маньчжурии), а также на прилегающих территориях российского Дальнего Востока, Кореи и Монголии во 2-й пол. XIX-1-й пол. XX вв. В широком смысле — любые преступники, промышляющие разбоем.! — Коран содрогнулась, вспомнив эти устрашающие банды.

7

Хунхузы — отряды вооружённых всадников, действовавшие в северо-восточной области — появились в последние годы существования династии Цин и изначально были отрядами благородных по духу людей, связанными со справедливостью.

Но положение Китая, где воцарился хаос, породило многочисленных беженцев, а заодно и банды грабителей, у которых от хунхузов было только название.

В Дайрене хунхузы появлялись очень редко, но именно такое редкое нападение и случилось этой ночью.

Коран украдкой проскользнула в деревню и, спрятавшись в укромном месте, высунула голову.

На центральной площади собрались все жители. Хунхузов было чуть больше десяти человек. Напротив собравшихся людей стояли лошади, на которых даже привезли тяжёлую артиллерию.

«Что происходит?!»

Среди вышедших жителей были и члены семьи Чжао. Госюань и Гоин стояли с побледневшими лицами. Даже сильная духом Сяомин была бела как мел. Что же касается Цинмэй, то та не выдержала и от страха перед хунхузами плюхнулась на землю.

— Это все, кто живёт в этой деревне?! — закричал, судя по всему, глава банды.

К нему подлетел подчинённый и зашептал что-то на ухо. Видимо, тот его понял, поскольку кивал в ответ.

Жители деревни ничего не могли сделать — только молча ждать. Их судьба была в руках хунхузов, стоявших перед ними.

И Коран тоже ничего не могла… нет, могла. Она решительно двинулась вперёд. Конечно, в одиночку противостоять хунхузам не получится. «Но если бы у меня было оружие…» — подумала Коран.

Она осторожно прокралась к лошадям хунхузов. Те, похоже, привыкли к людям и поэтому не особо встревожились. А может, они считали, что на маленькую девочку вроде Коран не стоит обращать внимания.

Коран приблизилась к тяжёлому орудию и отчаянно попыталась разобраться в его устройстве. Она впервые имела дело с оружием, но то, что в детстве она трогала различные машины, помогло ей.

Между тем хунхузы начали творить свою волю. Они связали всех жителей деревни, собрали всё спиртное, что имелось в каждой семье, и устроили попойку. Похоже, все запасы были уже на исходе.

— Глава, что будем с ними делать?! — опьянев, спросил у главаря один из подчинённых.

Главарь тоже был очень пьян.

— Ну да, поднимут шум ещё — проблем не оберёшься. Убить их всех, что ли?

Услышав его слова, жители окаменели.

— Подождите убивать! Раз такое дело, давайте они нас повеселят!

Подчинённые ворвались в толпу жителей и вытащили оттуда девушек брачного возраста.

— Не надо! Не надо!

— Ха, тихо!

— А-а-а!

Среди девушек оказалась и Цинмэй. Бледная, она отчаянно сопротивлялась. И выкрикнула то, от чего Сяомин и остальные пришли в ужас:

— Прекратите! Я беременна!..

— Мне какое дело?! — буйствуя, приспешник попытался прижать Цинмэй к земле.

И в этот миг…

— Стойте!

Перед хунхузами появилась Коран.

— А?

Разумеется, хунхузы не пришли в смятение из-за одной маленькой девочки. Они разразились смехом.

— Фу-ты ну-ты, девочка, ты что тут забыла? — подтрунивающим тоном обратились хунхузы к Коран. Та решительно крикнула:

— Отпустите их!

— Хе-хе. А что ты сделаешь, если не отпустим?

— Вот что!

Та-да-дах!

Неожиданно раздался звук взрывов. Сработала созданная на месте самодельная бомба, сделанная из пороха, который был взят из пуль.

— Что?!

Вух! Ву-у-у-ух!

Шокированные взрывом, лошади засуетились и начали убегать. Коран перерезала верёвку, которая держала их.

— Эта малявка-а!

Потрясённые поднявшимся беспорядком, хунхузы в гневе двинулись на Коран. Они отпустили девушек и побежали к ней.

Коран только этого и ждала.

— О-па! — Коран дёрнула за веревочку, которую тайком держала в руке.

Шарах!

Раздался звук выстрела.

— Что?! — хунхузы остановились. Но снаряд, похоже, падать не собирался.

— Ну и что это было?! — остановившиеся в ярости хунхузы уставились на Коран.

И тут…

Фью-ю-ю-ю… Шарах!

— Уа-а-а-а-а-а! — сверху прямо на них упал снаряд.

За столь короткое время Коран перестроила орудие и превратила его в миномёт. Снаряд из обычного тяжёлого орудия шёл бы параллельно поверхности земли и, возможно, ранил бы людей. Миномёт же был способен стрелять почти вертикально и при правильном прицеливании мог атаковать только хунхузов. Так придумала Коран.

От толчка взрыва хунхузы ничком упали на землю.

«Сейчас!»

Коран напрямик подбежала к жителям деревни. Связывавшие их верёвки она перерезала серпом, который был у неё в руках.

— Малявка-а! — постепенно хунхузы поднялись и посмотрели в сторону Коран.

Коран не пыталась убить противника. Поэтому мощность снаряда была ослаблена, а прицеливание — приблизительным.

Некоторые хунхузы оказались обездвижены, другая половина с оружием в руках бросилась бежать что есть мочи.

— А-а-а! — вскрикнула Цинмэй, увидевшая, как один из бандитов взял ружьё наизготовку.

Лязг!

— Гха! — в следующий миг этот хунхуз свалился на землю.

— Вы в порядке? — послышались слова пекинского диалекта. Говорила девушка. Аямэ.

Аямэ выхватила свою длинную катану. Но ударила она тупой стороной меча. Жизни хунхуза ничего не угрожало.

— Ха-а-а-а! — Аямэ стремительно ринулась вперёд. Перед её мечом хунхузы один за другим замолкали.

— Вот это да… — Коран, а вместе с ней и жители деревни, ошеломлённо наблюдала за энергичными действиями Аямэ.

— Да-да. Мисс Аямэ сильная.

— Э?!

Незаметно рядом с Коран и жителями появился английский джентльмен.

— Дядя, а кто вы?

— Я — Перси Говард. Инженер из Великобритании.

— Инженер?

— Специализируюсь на человекоподобных паровых роботах и машинах, управляемых духовной энергией.

— Э-э?!

Пока Коран разговаривала с британским инженером по имени Перси Говард, Аямэ закончила сражение. Она приставила кончик катаны к горлу главаря.

— Угх!

Главарь потерял сознание и, закатив глаза, упал в обморок.

— Ура! — радостно закричали зрители.

— Слава богу… — Коран тоже облегчённо вздохнула.

Но это был ещё не конец.

Последний из хунхузов, поражённых первым взрывом, встал с ружьём наизготовку.

— Сдохни!

Ружьё целилось в Цинмэй, которая по случайности оказалась неподалёку.

— Не-е-ет! — Коран невольно рванулась вперёд. Однако быстрее неё, спасая Цинмэй, под ружьё себя подставила Сяомин.

— Не стреляйте!

Пфум!

Ружьё выстрелило.

В этот миг между ним и Сяомин вклинилась Коран.

— А-а!

— Коран!

Пуля должна была прошить Коран грудь.

— Больно… А?!

Однако Коран, которая должна была свалиться на землю, тут же поднялась.

— Что? Что?!

Хунхуз, который выстрелил в Коран, уже стоял с широко раскрытыми глазами перед катаной Аямэ.

— А…

Озадаченная Коран вытащила из-под пазухи те самые карманные часы. Пуля вонзилась прямо в них.

— Батюшка… — глядя на часы, прошептала Коран. Душу заполонил образ улыбавшегося Цэсина, которого она видела в последний раз.

— Вы видели?

— Своими собственными глазами.

Аямэ и Говард переговаривались за спиной Коран, которая, погрузившись в свои мысли, рассматривала карманные часы.

— Пуля попала в часы определённо неслучайно, — с серьёзным видом заметил Говард.

— Сила этой девочки исказила траекторию пули и направила в часы.

— Духовная энергия.

— Именно.

— Так это и есть девочка, о которой писалось в докладе Организации Temple[✱]Речь, видимо, идёт об организации 賢人機関 (kenjin kikan, дословно — Организация мудрецов), которую возглавляет граф Ханакоджи.…

— Мисс Аямэ, вы смогли найти ещё одну. Мистер Ёнэда будет рад.

Какое-то время Коран ошарашенно смотрела на часы, но она очнулась и перевела взгляд на Цинмэй.

— Цинмэ… а…

Она увидела Цинмэй и Сяомин, которые дружно утешали друг друга.

— Матушка, матушка…

— Слава богу, слава богу. И ребёнок в порядке…

При взгляде на эту картину сознание Коран охватила невыразимая печаль.

«Мне нет там места, как ни крути…»

Пытаясь освободиться от этого чувства, Коран улыбнулась. Это была самая красивая улыбка. Сопровождаемая прямой дорожкой от слезы на щеке.

— Коран.

Услышав своё имя, Коран обернулась. Там, улыбаясь, стояла Аямэ.

— Откуда вы знаете моё имя?

— Я искала тебя.

— Что?!

— Девочка, которая во время гражданской войны в Пекине уклонилась от всех пуль…

— Э-эм…

— Возможно, это прозвучит слишком внезапно, но… не согласишься ли ты отправиться с нами в Японию?

— Э-э?!

— Нам нужна твоя сила, — взгляд Аямэ был чист и внушал доверие.

К тому же Коран здесь больше не было места.

Коран ещё раз посмотрела на семью Чжао. И Госюань, и Гоин, и суровая Сяомин, и Цинмэй — все они улыбались. Но их улыбающиеся лица не были обращены к Коран.

Коран ещё раз улыбнулась людям из семьи Чжао. То была улыбка на прощанье.

— Хорошо.

Повернувшись к Аямэ, Коран тихо кивнула.

8

В апреле 8 года Тайсё Коран на корабле прибыла в Кобе.

В квартале иностранных резидентов Кобе находился особняк Перси Говарда. Коран очень надеялась привыкнуть к Японии, поэтому было решено, что какое-то время она поживёт здесь.

У Перси Говарда Коран изучала человекоподобных паровых роботов и механизмы, управляемые духовной энергией. Именно тогда она узнала, что это машины, которые могут управляться духовной силой человека.

Аямэ путешествовала по всему миру, чтобы собрать людей с высокой духовной энергией.

Октябрь 10 года Тайсё.

Аямэ вернулась из поездки и заглянула в Кобе — разумеется, чтобы встретиться с Коран.

— Э-э-эх, Аямэ-хан, кольки лет, кольки зим![✱]Было решено переводить кансайский диалект трасянкой — смесью русского и белорусского языков. — встретившая Аямэ Коран, в отличие от времён встречи в Дайрене, теперь носила китайское платье и очки, отчего выглядела совсем другим человеком. И изъяснялась она на беглом… не совсем японском языке, а странном кансайском диалекте.

— Коран, что с твоей речью?

— Э?! У мяне што, какой-та странны японски? Перси-ха-а-ан!

Из глубины апартаментов показался Перси Говард.

— Ды не, не странны. Наш японски идзеальны, идзеальны!

Как впоследствии выяснилось, увлекающийся Японией Говард был очарован старыми городами Киото, Нара и Йосино и, добравшись туда из Кобе, подолгу останавливался погостить. Конечно, он брал с собой Коран.

И вот в таком процессе Коран научилась японскому языку.

— Говард, как Коран?

— Адным словам: гений! Она мяне ужэ во усём превосходзит.

— Э-хе-хе, — смущённо хихикнула Коран. — Но у самалётах у мяне адни ашыбки.

— В самолётах?

— Эта мая мячта. Када-нибудзь я хачу яе осушчаствиць.

Аямэ заговорила обычным тоном, но её лицо приняло решительное выражение:

— Коран, поехали в Токио. В Императорскую Столицу.

— Э?!

— Там ты присоединишься к Императорскому Отряду по борьбе с демонами, который уже начал формироваться.

— К Императарскаму Атраду па барьбе с дземанами?!

— Он нуждается в твоих навыках инженера, а, когда придёт время битвы, он будет нуждаться в тебе ещё и как в воине.

— Даручице усё мне! Я не падвяду! — радостно воскликнула Коран.

Аямэ со спокойным видом кивнула.

— Коран, там ты найдёшь много друзей.

— Э?..

— Друзей, вместе с которыми ты будешь засыпать и просыпаться, сражаться плечом к плечу.

— Друзей… — Коран растерянно посмотрела на Аямэ. — Эм, п-пажалуйста, не рассказвайце им пра маё минулае. Такое узнаць будзе непрыятна…

— Хорошо.

— Спасиба. — Продолжая улыбаться, Коран потупилась и тихо прошептала: — Инцярэсна, чи знайду я там сваё места?

— Что-о?

— А, н-не, ничога. Я сдзелаю усё, што смагу!

В тот миг улыбка Коран сияла ярче всего на свете.