Глава 3. Вспышка памяти

Нанотехнологию по изменению памяти разработали пятнадцать лет назад в быстрой попытке подавить волну новой деменции Альцгеймера, внезапно вспыхнувшей по всему миру. Изначальный замысел технологии, заключающийся в восстановлении и сохранении воспоминаний, постепенно сменил курс на создание вымышленного прошлого.

В конечном счёте желающих переписать свою жизнь оказалось значительно больше, чем желающих её вернуть. Даже с учётом того, что новые воспоминания — не что иное, как подделки.

С развитием технологий образ мышления «Прошлое изменить нельзя, будущее — можно» начал вымирать.

Минувшее оказалось более гибким, чем никому не известное предстоящее.

На ранних порах переписанные наноботами воспоминания называли постыдными и ложными, однако в последние годы практика перестала вызывать отрицательную реакцию, а негативные «постыдные» и «ложные» сменились на «искусственные», что также не плодило двусмысленности и указывало на имитацию реальных. Вместе с этим появляющихся в искусственных воспоминаниях людей начали называть суррогатами. Данные термины нацеливались на усиление аналогии с искусственной рукой или зубами, показывая лишь замену чего-то недостающего.

Однако обсуждения на тему «недостающего» по-прежнему не стихли. Чуть ли не каждого первого можно назвать пациентом, сильно нуждающимся в исправлении неидеальной жизни. Ведь человека, который ничего не пропустил, не существует.

В то же время отрицать пользу искусственных воспоминаний невозможно. Они служат эффективным лечением людям с психическими расстройствами, которые те получили, пережив смерть близкого, став жертвой преступления или жестокого обращения. Весь неприятный опыт переписывается или просто вычёркивается из жизни. Одно исследование показало, что вживление детям с плохими манерами и вызывающим поведением искусственных воспоминаний Великая Мать приводит к позитивным изменениям у сорока процентов испытуемых. В другом эксперименте наркоману с несколькими попытками самоубийства за плечами внедрили Одухотворённость, и он переродился в набожного человека без вредных привычек. (Правда, в той или иной мере это можно отнести к богохульству).

Влияние благ искусственных воспоминаний на человечество ощутить сложно, ибо распространяться об использовании наноботов в обществе не принято. В этом изменение памяти схоже с пластической хирургией. А кто-то и вовсе в шутку называет переписывание воспоминаний «пластической операцией на память».

«Человек не выбирает, каким ему родиться. Поэтому каждый нуждается в помощи в виде искусственных воспоминаний», — таковы лозунги в поддержку изменения памяти. Какое бы отвращение мной ни испытывалось к этой технологии, я понимаю, что речи её сторонников имеют смысл. А ещё мне кажется, что большинство противников переписывания воспоминаний строит свою неприязнь не на философских убеждениях, а на физиологическом беспокойстве.

Но вернёмся к переломному вопросу: способ восстановления утерянных воспоминаний по-прежнему не найден. Существуют наноботы Мементо, но они возвращают память лишь выпившим Лету, и не оказывают никакого эффекта на больных новым Альцгеймером.

Техника использования искусственных воспоминаний в качестве резервных копий реальных плодов не дала. Даже если заменить утерянные воспоминания, новые в мозгу разложатся не по порядку. В то же время отличающиеся от реальности оседают в голове намного глубже. Отсюда можно предположить, что новая деменция Альцгеймера не уничтожает воспоминания, а перекраивает их комбинации. Какие-то рушатся легко, какие-то — нет. Наверное, именно поэтому эпизодическая память, отличающаяся сложностью своей природы, страдает чаще всего.

***

По пробуждению я осознал, что едва ли помню вчерашний день.

Пиво из заначки отца регулярно воровалось уже с пятнадцати лет, но провалы в памяти меня настигли впервые. Слышать о них доводилось далеко не раз, но казались они мне преувеличением или способом оправдать своё скверное поведение в баре. Я заволновался: всё забылось только лишь из-за большого количества выпитого?

Где я? Утро сейчас или ночь? Во сколько я лёг? Почему у меня разрывается голова? Ни малейшего понятия. Причастность ко всему этому алкоголя мне удалось раскрыть лишь благодаря запаху, поднимающемуся из глубин желудка.

Я закрыл глаза. Не будем торопиться и вспомним всё по порядку. Где я? В своей комнате. Утро сейчас или ночь? Судя по неярким солнечным лучам, просвечивающимся сквозь занавески, утро. Во сколько я лёг? На этом мысли встали. Так, не спеши. Что ты помнишь последним? Меня, донельзя пьяного, выгнали из паба, я опоздал на поезд и пошёл домой пешком. А зачем надо было так сильно напиваться? Точно, из-за той девушки в синей юкате, которую я спутал с Токой Нацунаги. На душе стало очень тоскливо, и я пошёл топить печали в пиве.

Паззл складывался. Мне, вышвырнутому из бара, пришлось больше трёх часов возвращаться домой. (Стоило это вспомнить — заболели ноги). Пустив последние силы на открытие двери и ввалившись в комнату, я уснул и увидел странный сон. В голове, видимо, сильно отложился тот случай в автобусе, ибо приснилась мне Тока Нацунаги, поселившаяся за соседней дверью.

Сон продолжал события реальности с того момента, как я вернулся в общежитие. После моего озлобленного «Что ты здесь делаешь? Тебя же не существует!», девушка одарила меня насмешливым взглядом.

— Тихиро, ты случаем не пьян?

— Просто ответь на вопрос, — я сделал шаг в её сторону и споткнулся. От падения меня спасла впившаяся в стену рука, но встать прямо и сфокусировать взгляд уже не удавалось — то ли от прилившей к голове крови, то ли от ослабляющего запаха моей комнаты, тянущегося из приоткрытой двери. Я чудом остался стоять на ногах.

— Ты как? Может, плечо подставить? — девушка забеспокоилась.

Дальше — всё в тумане.

Кажется, она ухаживала за мной. Но, что бы там ни казалось, всё это лишь сон, спроецированный моим разгорячённым алкоголем мозгом.

Разум и тело слишком ослабли и больше не поддавались контролю. Никогда прежде я не видел сновидений, столь прямо отвечающих моим желаниям.

Объект моего обожания поселился по соседству и ухаживал за мной в трудные минуты.

О похожем мечтают младшеклассники перед сном. Но никак не взрослые парни.

Вчера я решил, что своё жалкое существование надо менять.

И сегодня пора реализовать задуманное.

Я выполз из-под одеяла и, кривя лицом от тупой головной боли, выпил три кружки воды. Жидкость собиралась в уголках рта и каплями стекала к шее. Пропахшую одежду пришлось разорвать и выкинуть. Высушив волосы после продолжительного душа, почистив зубы и опустошив ещё две кружки, я вернулся в постель. Мне значительно полегчало; хоть пульсирующие боли в голове и тошнота не отступили, но очищенное тело подарило мне чувство умиротворённости. И я задремал.

Проснулся где-то через час. Желудок сдавливало от голода. Ожидаемо, если вспомнить, что всё съеденное из меня вышло вперемешку со рвотой. Вставать крайне не хотелось, но утолить потребность в еде всё равно рано или поздно придётся.

Я медленно встал, прошёл на кухню и заглянул под раковину, где к своему удивлению не нашёл ни одной упаковки рамена, запас которых был пополнен совсем недавно, во время распродажи в супермаркете. Я размял шею — мне казалось, что должно оставаться ещё около пяти упаковок. В последнее время моя память даёт много сбоев, и всё благодаря алкоголю. Если слово «благодаря» здесь уместно.

Попытка найти немного хлеба в морозилке не оправдалась: внутри стояли лишь формочки для льда и джин. За льдогенератором, кроме ледяных осколков, тоже ничего не осталось.

На холодильник рассчитывать и вовсе не приходилось, ибо уже как полгода он используется лишь для охлаждения пива. Заставлять себя готовить мне не под силу, поэтому ничего, кроме рамена, готовых бэнто и замороженных продуктов, не покупается.

Но проверить всё же стоило: вдруг найдётся пачка-другая снэков.

И, положившись на единственный лучик надежды, я приоткрыл дверцу.

И внутри меня ждало нечто явно нехарактерное.

Аккуратно завёрнутая тарелка с салатом из латука и помидоров. А рядом — записка:

«Ты должен питаться правильно».

***

Сначала стремление купить Лету привело меня на заправку. Через месяц я был выгнан, поэтому ушёл работать в ресторан, где, увы, тоже продержался недолго. В обоих случаях увольнение мне выписывади из-за отсутствия коммуникабельности. Стоит отметить, что проблемы возникали не с клиентами, а с коллегами. Видимо, человек, который просто выполняет свою работу и не пытается влиться в коллектив, их не устраивал.

Тем самым я выяснил, что не подхожу для долгого взаимодействия с одними и теми же людьми, поэтому начал браться за все однодневки, которые мне предоставлял профком университета. Вариант тоже неидеальный, ибо необходимость каждый раз знакомиться с новыми коллегами донимала по-своему. То, что подразумевают под «умением общаться», можно разделить на умение выстраивать отношения и умение их поддерживать, но у меня не задалось ни с тем, ни с другим.

Отсюда вытекала необходимость искать работу, предполагающую минимум общения. И она нашлась. В виде листовки с поиском сотрудника для местного магазинчика по аренде видеокассет. Взяли меня даже без собеседования. Видимо, никто другой на это место не претендовал.

Салон, что необычно для современных видеопрокатов, оказался небольшим частным делом. Расположенный в износившемся как внутри, так и снаружи здании, вот-вот готовом рухнуть, он держался на плаву и не закрылся лишь благодаря приемлемому количеству постоянных клиентов. Либо потому, что принадлежал обеспеченному бизнесмену, которому служил не основой дохода, но отдушиной. Должность управляющего занимал низкий старик в восьмом десятке, вечно молчавший и не вынимавший изо рта сигарету.

Покупатели приходили редко. Что вполне ожидаемо. В наше время видеопрокат используется либо стариками, либо помешанными. Молодые сюда заглядывали максимум пару раз в месяц, но и те в большинстве своём ничего не покупали и просто рассматривали витрины. Много ли людей до сих пор хранит дома такую реликвию, как видеокассетный магнитофон?

Сговорчивость клиентов лишала меня возможности устать или переутомиться. Главной моей обязанностью была борьба со сном. Платили немного, но для человека, отбросившего надежды на товарищеские отношения, целесообразность происходящего и улучшение своих навыков, такой род деятельности становился более или менее идеальным.

Деньги на Лету я накопил за два месяца, но работу не бросил: мне прекрасно известно, что большое количество свободного времени подстегнёт мой алкоголизм. К тому же здесь было просто-напросто комфортно. Это убогое, оставленное временем место действовало на мой разум до удивительного успокаивающе. Выражусь не совсем корректно, но всё здесь, включая меня самого, располагалось на своём месте. Передо мной весь мир, но внутреннюю гармонию я отыскал только тут.

Сегодня посетителей не было. Ничего нового. Я стоял на кассе и, слегка зевая, размышлял о своей утренней находке.

Домашний салат с запиской.

Если предположить, что ночная встреча мне приснилась, то, получается, еда и пожелание питаться лучше — дело рук пьяного меня. Иными словами, я напился до беспамятства, опустошил желудок в унитаз, три с лишним часа брёл до общежития, где-то достал латук, помидор и лук, приготовил из них салат, положил его в холодильник, всё за собой помыл, красивым женским почерком написал записку себе из будущего, уснул, а после — всё забыл.

Но если же это не сон, то завтрак мне оставила Тока Нацунаги. А это в свою очередь означает, что воспоминания, до недавнего времени казавшиеся мне искусственными, на самом деле реальны и у меня действительно есть подруга детства, случайным образом поселившаяся у меня за стенкой и решившая благородно поухаживать за моим пьяным телом.

Обе теории в одинаковой степени нелепы.

Более убедительного объяснения нет?

После некоторых размышлений мне в голову пришёл третий вариант, — я вспомнил историю, которую мне пару дней назад рассказал Эмори. О его друге, клюнувшем на уловки мошенницы, представившейся одноклассницей из начальной школы.

— Похоже, классические мошенники в наши дни снова на подъёме. Одинокий парень для них — идеальная мишень. Скоро под прицел можешь попасть и ты, Амагай.

А что если описание моих искусственных воспоминаний каким-то образом утекло из клиники и попало в руки сторонней компании?

Доля истины в этом точно присутствовала. Переплетение теории сновидений и реальности родило новую: теорию мошенничества. Вылитая копия Токи Нацунаги, которую я встретил ночью — всего лишь подделка, подготовленная мошеннической организацией. Случайная девушка, отыгрывающая роль суррогата.

Правда, и этот домысел имел свои дыры, многочисленные и большие. Например, обрадуется ли человек, встретив суррогата в реальной жизни? Нет, наоборот: он насторожится, понимая, что этого не может быть, и разгадает обман. И мошенники должны это понимать. Представляться старым знакомым — ещё куда ни шло, но кому может прийти в голову принимать личину персонажа из искусственных воспоминаний? Это то же самое, что сходу посоветовать подозревать себя.

Но скрытые желания человека недооценивать нельзя. Разве мне не говорили, что Окано, влюблённому в мошенницу, снова и снова повторяли «мы учились в одном классе», и в конце концов он сам в это поверил?

Эмори предположил, что воспоминания его друга переписались самостоятельно, когда тот захотел, чтобы эти слова оказались правдой. И если в этой психической склонности нет ничего необычного, то суррогат для мошенников подойдёт даже лучше реального знакомого. Вымышленные персонажи с высокой точностью сформированы конструкторами искусственных воспоминаний и перекрывают все ментальные пробелы, выявленные глубоким программным анализом. Своего рода собранные воедино тайные желания человека. Много ли людей сможет сохранять спокойствие и смотреть на вещи объективно, увидев перед собой любовь всей своей жизни?

В таком случае цели легче, чем обладатель искусственных воспоминаний, аферисту не найти. Эмори тоже это подмечал: «Они работают не с воспоминаниями. А с их отсутствием».

Но вопросов остаётся по-прежнему немало. Предположим, что вчера я и правда встретил лишь мошенницу. Зачем заходить так далеко, — взять тот же переезд в соседнюю комнату, — чтобы заманить в ловушку простого студента? И не только. Сколько сил надо потратить на поиск идеальной кандидатуры на роль суррогата? Даже представить сложно, что ради обмана такого человека, как я, кто-то прибегнет к пластической операции.

Мысли зашли в тупик. Выводы делать рано, как и развивать эту тему — у меня слишком мало информации. Когда вернусь в общежитие, первым делом зайду к ней и прямо в лицо спрошу: «Кто ты вообще такая?». Сомневаюсь, что ответ будет честным, но хоть какую-то зацепку я получу. И, взяв всё под свой контроль, мне станет легче предугадать её следующий шаг.

И если окажется, что она в самом деле мошенница…

Не думаю, что успокоюсь, пока не заставлю её заплатить по счетам.

***

После работы я заглянул в ближайший к вокзалу супермаркет и прилично пополнил запасы рамена. На другие продукты даже не смотрел, ибо хотел как можно скорее вернуться домой. Пакет, доверху набитый вредной пищей, отразился в моей голове лёгким оттенком беспокойства за организм, — рано или поздно тело определённо даст крен, не измени я свои предпочтения. Впрочем, всё встало на круги своя, стоило мне задаться вопросом: «С чего бы моей жизни стать лучше от одной лишь полезной еды?».

Нездоровый образ питания обосновывался не только этим. Где-то с восемнадцати лет я перестал находить что-либо вкусным. Проблема не во вкусовых почках; думаю, наиболее точно это можно описать невосприятием вкусовой информации в подкрепляющей системе гипоталамуса. И теперь, спустя два года, мне уже и не вспомнить, каково это — изысканная еда. Посолил, погрел — остальное неважно.

У врачей я не проверялся, поэтому причина остаётся неизвестной. Может, виной всему психосоматика или неправильное питание. Или тромб в головном мозге. Или даже опухоль. Но заметных неудобств это за собой в любом случае не несёт, поэтому проблема остаётся без моего внимания.

К тому же я сам по себе не особо привередлив в еде. Мать интереса к кулинарии не питала и, насколько мне известно, в жизнь не стояла у плиты. Приготовленное своими руками я никогда не ел, если не считать уроков в школе или походов. С самого детства мой рацион составляли лишь покупные бэнто и фастфуд.

Возможно, отсюда и берут корни фрагменты искусственных воспоминаний, в которых Тока кормила меня своими блюдами. Каждый раз наблюдая, как я ем что-то вредное, она обеспокоенно произносила «Ты должен питаться правильно» и приглашала к себе, чтобы продемонстрировать свои кулинарные умения.

Я внезапно осознал одну вещь. На бумажке, оставленной в холодильнике, было написано то же самое: «Ты должен питаться правильно». Слово в слово.

Этой девушке определённо известно содержимое моих искусственных воспоминаний. Я в очередной раз напомнил себе оставаться настороже. Она прекрасно знает, какая стратегия эффективнее введёт меня в заблуждение. У неё на руках есть всё, чтобы меня очаровать.

«Однако, — повторял я снова и снова, — девушки по имени Тока Нацунаги не существует».

Ей меня не одурачить.

Вернувшись в общежитие, я встал напротив двести второй комнаты и нажал на дверной звонок.

Прошло десять секунд, ответа не последовало.

Я позвонил снова, но результат остался неизменным.

Почему она не открывает? Мошенник только и ждёт, что визита жертвы, поэтому уходить никуда не будет.

Надеется вывести меня из себя и тем самым усыпить способность принимать решения? Или просто готовится к следующему шагу?

Простоять здесь можно и вечность, поэтому логичнее будет на какое-то время вернуться к себе.

Я не особо удивился, обнаружив свою дверь незапертой. Забыть закрыть её на замок — для меня обычное дело.

Я не особо удивился, обнаружив включённый свет. Забыть выключить его — для меня обычное дело.

Я по-прежнему не особо удивился, увидев на кухне девушку в фартуке. Стоящая возле плиты девушка в фартуке — для меня обычное дело…

В искусственных воспоминаниях.

Пакет выскользнул из рук, упаковки рамена раскатились по прихожей.

Она повернулась на шум.

— О, Тихиро, с возвращением, — её лицо расплылось в улыбке. — Как самочувствие?

Лицом к лицу столкнувшись с подозрительной девушкой, которая без разрешения проникла в мой дом и хозяйничала на моей кухне, как на своей собственной, первой моей мыслью оказалось не «Надо позвонить в полицию», не «Надо её задержать», не «Надо позвать на помощь», а «Есть ли у меня в комнате вещи, за которые мне будет стыдно перед девушкой?».

Понимаю, абсурд.

Но стоявшая передо мной гостья — абсурд ещё больший.

Появление хозяина комнаты не побудило её сбежать или хотя бы объясниться, она продолжала задорно дегустировать содержимое кастрюли. Все ингредиенты были разложены на столе.

Пахло мясом и картошкой.

Полагаю, вымышленная подруга детства использовала бы то же самое.

— … Что ты тут делаешь?

Мне наконец удалось выдавить хоть что-то. Но я сразу же понял, что вопрос не имеет смысла, — она нарушает границы частной собственности и готовит. Так это и выглядит.

— Картошку с мясом тушу, — ответила она, не отводя взгляда от кастрюли. — Ты же всегда её любил.

— Как ты сюда вошла?

Вопрос с не менее очевидным ответом. Она украла мой запасной ключ, пока ухаживала за мной той ночью. Вещей у меня в комнате мало, поэтому найти его было нетрудно.

Она, однако, не ответила и сменила тему.

— Там корзина с бельём стояла полная, я всё постирала. И ещё советую почаще проветривать свой футон.

На балконе под дуновениями ветра раскачивалось скопленное за неделю бельё.

У меня закружилась голова.

— Кто… ты?

Она повернулась.

— Тихиро, ты что, не протрезвел до сих пор?

— Отвечай, — мой голос стал суровее. — Кто ты такая?

— … Как кто? Я Тока. Уже забыл, как подруга выглядит?

— У меня нет никакой подруги.

— Тогда откуда ты знаешь моё имя? — к её улыбке добавились оттенки беспокойства. — Кто меня прошлой ночью Токой называл? Или забыл уже?

Я покачал головой. Если и дальше позволять ей так со мной общаться, всё будет кончено.

— Тока Нацунаги — суррогат, — уверенно произнёс я, сделав глубокий вдох. — Вымышленный человек, существующий лишь у меня в голове. Не знаю, мошенница ты или кто-то ещё, но твои попытки ввести меня в заблуждение ни к чему не приведут. Выметайся, если не хочешь, чтобы я позвонил в полицию.

— … Хах, — её приоткрытый рот издал тихий вздох.

Девушка выключила конфорку и подошла ко мне.

Я неумышленно отступил, но она сохранила дистанцию.

— Опять ты за своё, да?

Спросить, что она имеет в виду, не выходило: в груди всё разрывалось, я не мог выдавить ни слова.

Мой разум наблюдал за воссоединением с любимой подругой после пятилетнего перерыва и содрогался от радости, заставляя меня бороться со всплывающими на поверхность чувствами.

Какая же она красивая. Дай я слабину, и в сию же секунду обниму её.

Отвести взгляд тоже не получалось, мы смотрели друг друга в глаза.

Вблизи её лицо казалось ненастоящим, искусственным. Белая кожа и лёгкие покраснения вокруг глаз создавали болезненный вид.

Она будто призрак.

В ответ на мой ступор девушка нежно улыбнулась.

— Не переживай, не надо заставлять себя вспоминать. Пойми лишь одно, — её холодные ладони обвили мою руку. — Я всегда была на твоей стороне, Тихиро. И всегда буду.

***

Закончив с работой, я набрал Эмори и спросил, не могли бы мы встретиться и кое-что обсудить. Он ответил, что освободится после десяти, назначил встречу в парке, и на этом разговор закончился. И тут я заметил, что в моём списке контактов откуда-то появилась «Тока Нацунаги». Должно быть, добавила себя той ночью. Поначалу мне хотелось стереть его, но потом я передумал — номер мог оказаться полезен.

Наступление назначенного времени я ожидал в университетской столовой, где занял место за столиком в углу и занимался учёбой, раз в час прогуливаясь покурить в кампус. Воздух стоял влажный, поэтому табак ощущался сырее обычного. После закрытия столовой я переместился в холл, где расположился на диване и принялся убивать время за чтением разбросанных повсюду журналов. Кондиционер здесь работал плохо, а солнечные лучи били прямо в окна, поэтому, даже не двигаясь, я умудрился вспотеть.

Вернуться в общежитие нужно будет сразу после того, как Эмори выскажет своё мнение. Перед следующей встречей с этой девушкой мне требовалось точно установить моё положение. И чтобы это сделать, я должен поговорить с надёжным человеком и выслушать объективную точку зрения.

Если так подумать, то я впервые в жизни захотел что-то с кем-то обсудить. Полагаю, это отлично показывает, какой беспорядок в мой разум привнес этот человек.

Эмори пришёл вовремя, что весьма необычно. Наверное, сильно переживал, ибо звонок от меня — большая редкость.

— То есть, если вкратце: ты хотел стереть память, но вместо Леты тебе отправили Зелёную Зелень, ты выпил её, и у тебя появились искусственные воспоминания о вымышленной подруге детства по имени Тока Нацунаги. А через два месяца оказалось, что живёт она в соседней комнате и пытается выстроить с тобой дружеские отношения. Ничего не упустил? — подытожил он, выслушав моё исковерканное объяснение событий.

— Бред же, ну? — я вздохнул. — Но всё так, да.

— Сомневаюсь, что ты станешь врать, Амагай, поэтому поверю, — Эмори ухмыльнулся. — Красивая хоть?

— Будто ты не знаешь, какими делают персонажей в искусственных воспоминаниях, — ответить прямо я не решился.

— Значит, красивая.

— … Да.

— Ну и как? Ты её прям на полу уложил?

— Ни в коем случае. Вдруг она специально пытается меня соблазнить?

— И то верно, тоже об этом подумал, — согласился он. — Но сомневаюсь, что в данной ситуации кому-то это придёт на ум. Обычно ты находишься в слишком приподнятом настроении, чтобы загадывать наперёд.

О том, что на самом деле я не мог сдвинуться с места от испуга, было решено умолчать.

— Просто мне показалось, что на меня вышли те же люди, что и на твоего друга Окано. Вдруг из клиники просочилась информация о клиентах, и к рукам её прибрала организация, чтобы в дальнейшем использовать при аферах?

— Как-то сложно для обычных мошенников… Но может быть и такой вариант, — Эмори кивнул. — А, слушай. У тебя же родители вроде богатые, нет?

— Это уже в прошлом. Сейчас мы ничем не отличаемся от среднестатистической семьи.

— То есть всю эту запутанную схему аферисты провернули, чтобы вытрясти деньги с того, у кого их нет?

— Вот и я на том же запнулся. Но если это не мошенничество, то что?

Эмори прервался на пару глотков пива и сдержанно спросил:

— Позволь кое-что уточнить, Амагай. Ты никогда в жизни не принимал Лету?

— Никогда. Я, конечно, не могу быть уверен на сто процентов, ибо приём Леты стирает информацию и о себе самом… А что?

— А, да я думаю: что если она не врёт? Может, вы в самом деле дружили, а потом тебе стёрли память. И то, что ты называешь искусственными воспоминаниями, есть не что иное, как восстановление событий прошлого.

— Такое даже представить трудно.

Я сдавленно усмехнулся. Мне казалось, он шутит.

— Или ты сам её забыл. Ты всегда всё забывал, Амагай.

— Да даже если и забыл, не мог же я ничего не вспомнить, увидев её лицо или услышав её голос.

— … Ну а вдруг. Если вдруг всё действительно так, как я сказал…

Эмори понизил голос.

— Не хотел бы я оказаться на её месте.

Я снова засмеялся.

Однако Эмори даже не улыбнулся.

Мой смешок одиноко разлетелся по парку, пока не растворился в ночной тишине.

Какое-то время мы пили молча.

Повисла странная атмосфера.

— Как бы там ни сложилось, — он сменил тему, — не позволяй чувствам подтолкнуть тебя к подписанию каких-нибудь странных документов.

— Не позволю.

— И даже не вздумай притворяться, будто поверил ей, чтобы пронаблюдать, как всё пойдёт дальше. Сам не заметишь, как потеряешь грань между своими поступками и чувствами. В этом деле рисковать нельзя.

— Хорошо, буду осторожен.

Мы допили пиво, я поблагодарил Эмори и ушёл.

Стоило мне немного отойти, как он пробормотал себе под нос:

— … Интересно. Зелёная Зелень, хах…

По крайней мере, звучало примерно так.

Домой я вернулся во втором часу, жилой район уже затих и заснул. Комары беззвучно водили хороводы вокруг лампочек в коридоре.

Дверь закрыта. Свет выключен. Мне удалось тихо провернуть ключ и зайти внутрь — девушки нет. Я облегчённо вздохнул, открыл окно, выпуская жаркую духоту на улицу, вставил в рот сигарету и прикурил.

Запасной ключ, похоже, снова сделал своё дело: исчезла и соседская кастрюля, к содержимому которой, выгнав девушку из комнаты, я даже не притрагивался.

Чем сильнее развивалась эта ситуация, тем медленнее у меня работала голова. Кража запасного ключа и вторжение в дом незнакомца — по сути, идеальные поводы для звонка в полицию.

Однако полагаться на органы правопорядка мне пока не хотелось. Не было никакой гарантии, что их вмешательство в ситуацию прольёт свет на истину. Если всё разрешится до того момента, как мне станет известна личность этой девушки, то ответы на вопросы не найдутся до конца жизни. Каковы её цели, как она узнала о содержании моих искусственных воспоминаний, почему она произнесла эту реплику, столь присущую Токе Нацунаги…

— Не переживай, не надо заставлять себя вспоминать.

… Может, мы и правда когда-то дружили?

Да, это маловероятно и глупо, но я всё потеряю, пока не узнаю наверняка.

Скоро она сделает следующий шаг. И когда это произойдёт, весь разговор, от начала и до конца, пройдёт под моим контролем, — я получу информацию и раскрою её намерения. Цель поставлена.

Я налил в чайник немного воды, как моего слуха коснулся щелчок дверного замка.

Сегодня она рано.

Я поставил чайник на место и потушил сигарету о дно пепельницы.

Сейчас, в третий раз, мне точно удастся сохранять спокойствие.

Но я себя переоценил.

Повернувшись ко входной двери и встретившись с соседкой взглядом, я замер.

— Снова ты всякой гадостью питаешься, — разочарованно произнесла она, увидев на столе упаковку рамена.

Одноцветная белая пижама. Ничего необычного. Может, и слегка «беззащитно» для визита в комнату постороннего посреди ночи, но с отыгрываемой ею ролью сочеталось прекрасно. Собственно, удивление у меня вызвала не сама пижама.

А её дизайн. Точь-в-точь такой же, как у Токи Нацунаги, когда та лежала в больнице.

Образ девушки из соседней комнаты идеально совпадал с образом девушки из искусственных воспоминаний. Её слабый голосок, воздух больничной палаты — всё это возникло в голове куда ярче, чем в моей памяти.

В груди сильно застучало, клетки устроили суматоху по всему организму.

О да, она знает. Прекрасно знает, как задеть меня за живое.

Девушка сняла сандалии, вошла в комнату и встала напротив. Холодная тонкая кисть коснулась моего локтя, и я резко, как от удара током, её отбил.

— Ну и пожалуйста. Я, кстати, тоже слегка проголодалась, так что и мне завари.

Я на время подавил все свои эмоции и посмотрел ей в глаза, пытаясь вспомнить свою изначальную цель.

Точно, информация.

— Насчёт вчерашнего.

— Что такое?

Мне с трудом удалось не отвести взгляда от её раскосых глаз, повёрнувшихся в мою сторону, и продолжить разговор.

— «Не переживай, не надо заставлять себя вспоминать». Что ты имела в виду?

Она улыбнулась, как бы спрашивая: «А, ты про это?», и заговорила так, словно ведёт беседу с маленьким ребёнком:

— Когда я сказала, что тебе не надо заставлять себя вспоминать, я имела в виду, что тебе не надо заставлять себя вспоминать.

Манера речи та же, что и у Токи Нацунаги. Девушка из искусственных воспоминаний обожала дзэнские фразы. «Почему мне нравится быть с тобой, Тихиро? Потому что мне нравится быть с тобой, Тихиро».

Отчаянно стараясь не улыбнуться от нахлынувшей ностальгии по несуществующему прошлому, я ясно обозначил своё недоверие:

— Всё это просто блеф, не так ли? Ты думаешь, что правдоподобные реплики заставят меня ошибиться и плясать под твою дудку?

Намеренный вызов. Может, этим мне удастся вытащить из её рукава ещё один козырь по завоеванию моего доверия. Чем больше она говорит, тем больше лжёт. А чем больше лжи, тем больше дыр появляется в её истории. Такой у меня был подход.

Девушка, однако, на провокацию не повелась. Лишь тоскливо улыбнулась и сказала:

— Я понимаю и принимаю твоё недоверие. Ты не обязан помнить о нашей дружбе. Пойми лишь, что я на твоей стороне. Мне будет достаточно и этого, — после этих слов она долила воды в чайник и подожгла конфорку.

Похоже, раскусить её будет не так просто. Как и любой опытный мошенник, она знает, когда сделать шаг вперёд, а когда — отступить.

Многого от наступления в лоб ожидать не стоило, поэтому я решил атаковать с другой стороны.

— Ты, возможно, не в курсе, но искусственными воспоминаниями я обзавёлся не по своей воле. Мне, наоборот, хотелось всё забыть, но в клинике перепутали рецепт и вместо Леты отправили Зелёную Зелень.

— Да, да, это я уже поняла, — она кивнула. — Дальше-то что?

— У меня нет привязанности к искусственным воспоминаниям, как у большинства их обладателей. И никакого интереса к Токе Нацунаги я не питаю. Ты чертовски ошиблась, если рассчитывала назваться её именем и завоевать моё расположение.

Девушка фыркнула.

— Хвостом ты передо мной вилял тоже от отсутствия интереса?

Вилял хвостом?

Я сразу же напряг память. Как бы я ни старался, вспомнить события после открытия двери не выходило. Помню нашу неожиданную встречу, помню короткий диалог, но что случилось дальше и как я очутился в кровати — нет.

Но подлизываться к незнакомцам — даже будь то девушка моего возраста — слишком бесстыдно, даже представить это не могу. Сколько бы ни было выпито, я остаюсь самим собой. Обратное возможно лишь при раздвоении личности, а в моём случае — невозможно вовсе.

Это, наверное, тоже блеф. Или, что более вероятно, злая шутка.

— Что-то я такого не припомню, — отрезал я. Дрожащим от волнения голосом.

— Пф. Уже забыл, что два дня назад происходило? — она решила не развивать тему и натянуто улыбнулась. — С алкоголем следует знать меру.

Из чайника потянулся пар. Девушка выключила конфорку и разлила кипяток по упаковкам рамена. И, не дав мне возможности её выгнать, взяла одну и ушла в свою комнату, перед выходом пожелав спокойной ночи.

Хороший способ избежать лишних вопросов.

***

В первый же момент, когда я вышел на станции, ближайшей к дому моих родителей, меня обуздало желание развернуться, запрыгнуть обратно в поезд и возвратиться домой. Тело дрожало от сопротивления, требуя немедленно покинуть этот город. Но уйти с пустыми руками, проделав такой длинный путь, я не мог. Взбодриться мне удалось, представив всё происходящее как испытание психики.

Не скажу, что мне не нравился сам город как таковой. Если вспомнить, жить здесь было очень комфортно, — он со всех сторон окружён холмами и имеет хороший доступ к центру, коммунальным сооружениям и процветающим предприятиям. Немногочисленное население в двадцать тысяч человек составляли по большей части средние слои общества, спокойные и не вызывающие проблем. А прекрасный зелёный пейзаж, может, и докучавший голодной до веселья молодёжи, давал все возможности прожить здоровое детство.

Плохих воспоминаний об этом месте у меня тоже не имелось. Да, ранние годы я провёл в одиночестве, но благодаря этому мне удалось избежать неприятностей (по крайней мере, насколько я могу быть в этом уверен). Не знаю, особенность это нашего поколения или лишь моего окружения, но в школе у нас никто не объединялся в большие компании, — все держались группками по три-четыре человека. У каждой свой интерес, но поводов к давлению со стороны одноклассников не возникало.

Вообще, если присмотреться к ситуации, то все дети без исключения здесь были хорошими. Только сейчас, давно покинув это место, я понял, что уже тогда меня окружало бесчисленное множество одарённых людей. Но не понял, почему. Может, таково влияние здешней палитры.

Объектом моей неприязни был не город, а я сам. Тот я, который когда-то жил здесь и, имея под рукой столько возможностей, ничего не добился, чем лишний раз подчеркнул свою никчёмность.

В этом городе идеально всё. Всё, кроме меня.

На протяжении всего пути к родительскому дому меня преследовали тени прошлого. Шестилетний, десятилетний, двенадцатилетней, пятнадцатилетний я — все они стояли и бесстрастно вглядывались в небо, терпеливо выжидая момента, который изменит их жизнь.

Но выжидания были напрасны. Двадцатилетний я это знал не понаслышке.

Нужно скорее разобраться с делами и уйти, пока меня окончательно не раздавила пустота длиною в восемнадцать лет.

Сюда меня привёл вопрос Эмори.

— Позволь кое-что уточнить, Амагай. Ты никогда в жизни не принимал Лету?

В своём ответе я не сомневался.

Но доказательств у меня не было.

Создатели Леты рекомендуют стирать из памяти и сам факт приёма препарата. В противном случае тебя всю оставшуюся жизнь будет донимать вопрос: что такого ты пережил, если захотел это забыть?

Отсутствие в моей голове воспоминаний о Лете не означает, что я её никогда не принимал. Родители считали, что сыну не нужны искусственные воспоминания, но мнения насчёт стирания памяти мне слышать не доводилось. Не исключено, что их подход к воспитанию ребёнка допускал определённые исключения.

Я прибыл. Двадцатилетнее здание без излишеств на углу жилого района и было местом, где я родился и вырос. Ответа на звонок интеркома не последовало. Ожидаемо: мать уже давно отсюда ушла, а отец ещё на работе.

Стоило мне открыть дверь и зайти внутрь, как нос уловил ностальгический запах. Отмечу, что способствовало это не приливу сентиментальности, а желанию как можно быстрее вернуться в общежитие. Место, которое я называю «домом», находится там, а не здесь.

Скрипучая лестница провела меня на второй этаж, где располагалась моя старая комната. Она предстала передо мной в том же виде, в каком я её и покинул. Если не считать прибавившегося слоя пыли, — пришлось раздвинуть шторы и открыть окно.

… Предположим, что подруга по имени Тока Нацунаги у меня и правда была.

Тогда где, как не у себя в комнате, искать ключ к разгадке её существования?

Собственно, за этим я и здесь. Но меня кое-что беспокоило: если мне не изменяет память, большая часть вещей была мною выброшена. Период с окончания старшей школы до переезда мне пришлось провести в невероятной занятости, поэтому вспомнить, что я выкинул, а что нет, уже не удастся. Не исключено, что в помойку отправились вся информация о моём прошлом.

Беглый осмотр комнаты, как и ожидалось, ни к чему не привёл: я не нашёл ни одного выпускного альбома. Ни с младшей школы, ни со средней, ни со старшей. Естественно с точки зрения человека, желавшего забыть своё прошлое. Выпускных эссе и групповых фото тоже нигде не было. Остались лишь англо-японский словарь, настольная лампа и подставка для ручек.

Из комнаты пропали зацепки не только о Токе Нацунаги, но и обо мне самом. К выкидыванию своих вещей я подошёл как никогда тщательно. Вряд ли даже прядь волос найдётся.

Интересно, а если позвонить в мою среднюю школу, мне позволят взглянуть на выпускной альбом или список учащихся того года? Сомневаюсь. Личную информацию первому встречному никто не выдаст. Альбом можно одолжить и у бывших одноклассников, но человеку без школьных друзей этот вариант также недоступен. Я даже имён их не вспомню, о способах связаться речь и вовсе не идёт.

Поиски быстро подошли к концу. Больше от меня ничего не зависело. Я распростёрся на грязном полу, раздвинул руки и ноги и вслушивался в стрёкот цикад. Заходящее солнце рисовало размытый оранжевый прямоугольник на стене. Из открытого шкафа доносился резкий запах средства от насекомых, ассоциирующийся у меня со сменой времён года.

В реальности же стоял самый пик лета. Двенадцатое августа. Сезон дождей давно уступил ясности, но погода по сей день не переставала меняться.

— Тихиро, это ты? — из коридора послышался мужской голос.

Похоже, я задремал. Все мышцы затекли.

Стоило мне привстать и вытереть пот со лба, как открылась дверь, и в щели показалось лицо отца.

— Зачем пришёл? — резко спросил он. Видели друг друга мы впервые за полтора года.

— Забрать кое-что хотел. Скоро уйду.

— Не кажется мне, что в этой комнате есть, что забирать.

— Ты прав. Поэтому я ничего и не забрал.

Он пожал плечами и уже хотел было развернуться, не желая заниматься развлечением гостя, но был окликнут:

— Просто хотелось кое в чём убедиться…

Отец медленно повернулся обратно.

— И в чём же?

— Вы давали мне Лету?

Несколько секунд тишины.

— Никогда, — отрезал он. — Ты же знаешь, как мы тебя воспитывали.

Значит, внедрение воспоминаний и стирание оных он относит к одной категории.

— Имя «Тока Нацунаги» тебе о чём-нибудь говорит?

— Тока Нацунаги? — повторил отец, словно зачитывая название редкого цветка. — Впервые слышу. Твоя знакомая?

— Забудь. Не знаешь, и ладно.

— Подожди-ка. На твои вопросы я ответил, так что и ты будь добр объясниться.

— Да письмо от неё пришло. Сказала, что училась со мной в одном классе. Но мне кажется, что это обычные мошенники, а так как своей памяти я не очень доверяю, решил на всякий случай спросить у тебя, — ответ я подготовил заранее, слегка изменив историю Эмори.

— На всякий случай, хм, — отец провёл пальцами по щетине. — Давно стал таким пунктуальным?

— Всегда им был. Весь в родителей.

Он усмехнулся и вышел в коридор. Наверное, сейчас спустится и откроет очередную бутылку. Виски и искусственные воспоминания — для него единственные поводы радоваться жизни.

Его лицо, когда он предавался искусственным воспоминаниям, приобретало донельзя доброе выражение. Выражение, полное любви; правда, ни разу не направленной на жену или сына. Он мог стать отличным человеком, умей реальность удовлетворить его. Как мне кажется.

Обуваясь в прихожей, я почувствовал присутствие отца за спиной. В одной руке он держал стакан виски со льдом, а в другой — вчетверо сложенный клочок бумаги.

— Я тут вспомнил, когда ты мне о письме-то рассказал, — он, похоже, уже напился; всё его лицо залилось красным цветом. — Тут тебе тоже одно пришло.

— Мне?

— Тебе, сказал же ж. Давно это уже было, правда.

Он бросил бумажку в мою сторону. Я поднял конверт с пола, развернув его, и оказался втянут в водоворот смятения.

Всё-таки не зря пришёл.

— Той зимой я это… пальто своё испачкал, поэтому твоё носил, а письмо как раз в кармане лежало. Знаю, ты наверняка скажешь, что оно тебе и не нужно, но меня совесть замучает: кто-то его писал, а я выкинул. Поэтому забирай.

— Нет, — я сложил конверт. — Ты мне очень помог. Спасибо, что передал.

Отец отхлебнул виски и пошёл в гостиную, не сказав ни словом больше.

Выйдя из дома, я снова развернул конверт и вытащил содержимое. Отправитель не указан.

И вот что было написано в письме:

«Приятно было повидаться, Тихиро. Прощай».

***

По пути домой я искал информацию о клинике, отправившей мне искусственные воспоминания.

Я ввёл её название в поисковик, но сайт, который точно выдавался три месяца назад, почему-то пропал из результатов. Может, описался? Нет, припрятанная в бумажнике визитка говорила об обратном.

На ней и телефонный номер был. Я сошёл на ближайшей станции, чтобы успеть до окончания часов приёма звонков, сел на лавку и, перепроверив введённые цифры, позвонил.

Вместо рингбэктона из телефона донеслось:

— Набранный Вами номер не обслуживается. Пожалуйста, проверьте правильность написания номера и позвоните снова.

После ещё нескольких запросов удалось выяснить, что два месяца назад клиника закрылась. Но сколько бы я ни пытался копнуть глубже, ничего, кроме «закрылась», на глаза не попадалось. Упоминалась она лишь на городском форуме.

На этом попытки были окончены. Я сел на первый же поезд и поехал домой.

***

Она спала. Естественно, не в своей, а в моей комнате. Свернувшаяся калачиком и одетая в свою белую пижаму, она дышала ровно и тихо.

От моего шёпота девушка и не думала просыпаться, поэтому пришлось робко покачать её за плечо. Почему я, владелец этой комнаты, должен проявлять заботу к незваной гостье? Моя застенчивость лишь усугубляла положение, но смелости перейти к более суровым мерам мне не хватало.

На третий раз она всё же открыла глаза. Увидев моё лицо, девушка радостно сказала «О, с возвращением», после чего села и потянулась.

— Как же хорошо на проветренном футоне засыпается.

Я молча смотрел на неё.

... Интересно, кто написал это письмо?

В родительском доме я оставлял лишь одно пальто — которое носил в средней школе. Последний раз оно надевалось на третьем году обучения, в день выпуска, откуда следует, что письмо оказалось в кармане зимой, когда мне было пятнадцать.

Но в те времена я не имел друзей, поэтому писать такое было некому. Может, чей-то розыгрыш? Однако для оного текст был слишком самодостаточен, он не требовал от меня никакой реакции, какую потребовало бы предложение встретиться за школой или указание отправителя.

Я мысленно сравнил письмо и записку из холодильника. За пять лет почерк должен измениться, поэтому зависело всё от меня: захочу — и решу, что они похожи, не захочу — решу, что нет.

— Что-то случилось? — она наклонила в голову, всматриваясь в пребывающего в задумчивости человека напротив. Даже этот жест был таким же, каким его делала Тока Нацунаги.

— … Ты и дальше будешь утверждать, что мы друзья детства?

— Да. Потому что так оно и есть.

— Мой отец сказал, что ни о какой Токе Нацунаги он никогда не слышал. Как ты это объяснишь?

— Объясню я это тем, что один из нас врёт. Либо он, либо я, — девушка сразу же нашлась с ответом. — Но веришь ты почему-то ему. На то есть какие-то веские причины?

А вот я с ответом не нашёлся.

Только сейчас мне стало понятно, что слова отца ничем не подкреплены. Слова человека, который любил не только собирать фикцию, но и распространять её. Человека, который, прибегая ко лжи без причины, мог воспользоваться ей и умышленно. Человека, лгущего ради самооправдания — значит, способного лгать о существовании других.

Это семья не вылезала из вранья. И как можно довериться человеку, что стоял у её основания?

— Ты многое успел забыть, Тихиро.

Девушка, называющая себя моей подругой детства, медленно привстала и подошла поближе.

— Но может, тебе просто было нужно это забыть.

Разница в росте с пятнадцати лет лишь увеличилась. Понял я это по необычному углу, под которым находились наши лица. Её фигура стала ещё более женственной, но не менее худощавой. В голове тут же возникла ситуация, в которой я с лёгкостью поднимаю её на руки, как когда…

Нет. Это не моё прошлое.

— Просто ответь. Что я забыл?

Выражение лица девушки помрачнело.

— Не могу ответить, ещё слишком рано. Ты не готов.

— Собираешься снова увильнуть от вопроса, да? Если я чего-то не помню, дай мне хотя бы небольшую зацепку…

Продолжать я не мог.

— Тихиро, — прошептала она, прислонившись лицом к моей груди. Её тонкие пальцы ласково поглаживали мою спину. — Не спеши. Вспоминай понемногу за раз.

Моя голова вздрогнула, будто через уши под череп заливался кипяток.

Я инстинктивно оттолкнул девушку. Она потеряла равновесие и упала на кровать. Её глаза, слегка удивлённые, тут же поднялись ко мне.

Больше всего меня успокаивало то, что приземлилась она на кровать, а не на пол.

Проглотив тут же подкатившее к горлу «Прости, ты в порядке?», я произнёс:

— … Уйди. Пожалуйста, уйди.

Из-за чувства вины фраза звучала очень застенчиво.

— Хорошо. Я понимаю.

Она покорно кивнула и невинно, словно не обиделась за этот толчок, улыбнулась.

— Потом загляну. Спокойной ночи.

Комнату окутала тяжёлая тишина.

Я достал сигарету, надеясь стереть последние следы присутствия соседки. Зажигалки нигде не было, поэтому пришлось идти на кухню и прикуривать от конфорки.

Там, на столе, меня ждала завёрнутая тарелка с ещё не остывшим омлетом с рисом в демигласе.

Еда, после недолгих сомнений, оказалась в мусорном ведре. Не то чтобы я беспокоился за наличие в ней яда — просто это был единственный способ выразить мои намерения.

Докурив, я из подручных средств соорудил небольшую конструкцию, которая поможет мне разобраться с мошенницей, и подытожил день половиной стакана джина. Потом почистил зубы, сполоснул лицо, выключил свет и лёг в кровать. Ноздри защекотал её запах, поэтому я перевернул подушку и лёг обратно. Избавиться от проблемы это, естественно, не помогло, поэтому во сне снова фигурировала Тока Нацунаги.

Юные версии нас спали в её проветренной комнате. Близко, как два близнеца. Закрытые шторы не пропускали свет, а на улице стояла особенная тишина, отличная от ночной: сейчас будний день, но жилой район хранил молчание. Слуха касался лишь свист сквозняка в коридоре. Мирный и тихий летний день. Словно всё человечество, кроме нас, вымерло.